Театр души

расщепление, усиленное мощным отречением; оно помогало ей не отдавать себе отчета о завистливом отношении к матери во время ее беременностей, и спасало саму Анжелу от осознания ее равно завистливой позиции по отношению к пенису и мужскому миру. Здесь важны не столько архаичные репрезентации этих желаемых объектов, и не инфантильные сексуальные теории, с ними связанные; они, фактически, довольно банальны. Я бы хотела подчеркнуть примитивные механизмы, включенные в такой способ отношения к собственному сексуальному Я и объектному миру, и воздействие такого отношения на хрупкий нарциссический собственный образ. Опасность вторжения (желанного и страшного сразу), связанного с такой архаичной первичной сценой и родственными ей фантазиями, всегда тут, и есть риск, что она в любой момент может стать актуальной, — через любое телесное отверстие; прикосновение, взгляд, слух и речь — все становятся потенциально опасны и дезориентируют во времени и пространстве. Поэтому Анжела была должна тщательно сохранять дистанцию с другими, поддерживать непобедимые нарциссические стены вокруг себя, из страха, что ее коснутся, колонизируют, поглотят и опустошат влечения других людей. Когда такие защиты терпели неудачу, ей угрожала потеря границ тела и Эго идентичности, возникающая из ее собственных архаичных сексуальных желаний, бессознательно проецируемых на внешний объектный мир.

Что касается двух разных червей Анжелы («солитер» — метафора отцовского фаллоса и «глисты» — метонимия власти матери), то маленькая девочка, скрытая в самой глубине сердца взрослой женщины, желает их обоих и должна постоянно защищать себя от собственного поглощающего желания обладать ими. Чтобы защитить себя от смертельной опасности для своей нарциссической целостности, она должна вечно стирать свою одежду, которую она так сильно любит, и тем самым выполнять долг по отношению к физическому Я с его либидинальными желаниями. Вдобавок, эта деятельность дает ей чувство «реальности». Мы нашли, завернутой в ее одежду, связь между архаичной сексуальной организацией Анжелы и ее нарциссической структурой личности.

Возможно, интересно для этой истории добавить, что пару недель спустя после анализа материала, который впервые вышел на свет на этих сессиях, Анжела встретила мужчину, который стал ее первым любовником, индикатором значительного изменения в ее психической экономии и стоящей за ней структуре ее «нарцисси-ческого расстройства».

Я надеюсь, что этот аналитический фрагмент демонстрирует, насколько нарциссический крепостной вал личности и симптомы, возникающие из этого, фундаментально связаны с бессознательной фантазией о первичной сцене в самой ее основной и сгущенной форме. Я надеюсь также раскрыть, в какой степени любое препятствие этому вечному колебанию между двумя полюсами либидинальных вложений, постоянному качанию маятника от нарциссического либидо к объектному, приводит к нарциссическим нарушениям. Анализ нар-циссической симптоматики часто приводит нас к фрагментированной и архаичной сексуальности раннего детства. Если мы пренебрегаем этой изначальной связью между двумя либидинальными выражениями, мы рискуем оказаться и в клиническом, и в теоретическом тупике.

XI

Неосексуальность

По ту сторону архаичных, едва вербализованных сексуальных фантазий последней главы мы находим теперь сравнительно изысканные создания, известные как сексуальные перверзии или извращения. Как и сексуальные фантазии, сексуальные девиации (отклонения) имеют глубинный архаичный смысл, но он перекрыт генита-лизированным сценарием, который соединяет многие темы и психологические цели в одно сильно сгущенное целое. В этой и следующей главах обсуждаются многие функции неосексуалъности, (ибо это — действительно новые версии человеческой сексуальности), а также способ, которым она, чтобы выполнить свои функции, должна не только справляться с хорошо известными невротическими тревогами, но и удерживать подальше страхи и фантазии, которые можно назвать психотическими.

ЧТО ТАКОЕ ПЕРВЕРЗИЯ?