Мне кажется, что многие люди создали психическую броню-покрытие, в результате чего они в определенных обстоятельствах не думают и не чувствуют слишком глубоко. Эти обстоятельства могут быть катастрофичными внешними событиями, как предполагалось выше, но могут быть и обыденными событиями (секс, ситуация на работе, просто встречи с людьми), несущими скрытый травматический потенциал. Например, событиями, которые привели Исаака к тяжелой желудочной патологии, были его провал на важном экзамене и начало взрослой половой жизни. Исаак знал о чувстве поражения и нарциссической ране, вызванными неудачей, но остался в неведении о глубинных травматических элементах, которые постоянно реактивировались его сексуальным опытом. На сознательном уровне он считал его удовлетворительным.
Исаак был обречен на новое психологическое расстройство, тоже психосоматического порядка, а именно, тяжелый невроз тревоги. К актуальным неврозам относятся те, при которых сильный аффект переживается сознательно, хотя и носит диффузный характер и не связан с ясно определяемыми психическими репрезентациями, в противоположность невротической симптоматике. Ранние тексты Фрейда (Freud, 1898, 1914, 1916-17), где речь идет об этой концепции, в некотором смысле являются первыми психоаналитическими статьями о психосоматических явлениях. Старый термин актуальный невроз включал две категории: неврастению и невроз тревоги (к которым Фрейд позже добавил категорию ипохондрии). Признаки неврастении включали физическое истощение «нервного» происхождения: головную боль, проблемы с пищеварением, запоры, снижение сексуальной активности и т.п. Невроз тревоги, представленный Исааком, характеризовался потливостью, дрожью, сердцебиением и затруднениями дыхания. Многие из нынешних анализируемых описывают в точности те же симптомы столь живо, что и пациенты времен Фрейда. На самом деле, при нынешних более длительных анализах мы часто обнаруживаем, что вслед за исчезновением невротических симптомов, которые привели пациента в анализ, эти и другие паттерны разрядки рискуют стать еще одним камнем преткновения для анализа. Симптомы исчезли, есть много внутренних психических изменений, но анализируемый по-прежнему чувствует себя пустым, несчастным, несостоявшимся и тревожится. И аналитик чувствует то же самое! (McDougall, 1984)
Фрейд, конечно, приписывал происхождение актуальных неврозов блокировке либидинального аффекта, вследствие сексуальной неудовлетворенности или мастурбации. Сейчас такое объяснение кажется неадекватным, и, возможно, эта сомнительная этиология многое сделала для дискредитации концепции. Я бы хотела расширить в нескольких направлениях гипотезы Фрейда о причинах невроза. Я считаю, как и Фрейд, что депрессивные, апатичные состояния и невроз тревоги действительно мобилизуются и запускаются «актуальными» (то есть, повседневными) напряжениями, но я приписываю эту активацию специфической форме психического функционирования, разрядке-в-действии, которая только что была описана. Этот способ функционирования тесно связан с природой примитивных фантазий, которые стоят за неотложной потребностью действовать, вместо того, чтобы думать, и потребностью задушить эмоцию, а не вместить ее. Происхождение таких психических паттернов, однако, можно проследить до раннего физического и эмоционального взаимодействия матери и младенца. При тяжелых психосоматических и тревожных состояниях мы часто находим первичную эдипальную организацию, где мать, хотя и не отвергала отца, тем не менее, оставила у ребенка ощущение, что она относилась к нему, как к сексуальному дополнению или как к нарциссическому продолжению своего собственного Я, тем самым установив особую форму отношения к телесному Я своего ребенка. Такая организация часто связана с тем, что образ эдипальной пары занимает второе место по отношению к важной единице мать-ребенок. Ситуация, видимо, требует несколько излишне уступчивого отца, который, в соответствии со своими собственными бессознательными проблемами, позволяет инцестуозным отношениям продолжаться и поддерживает свою исключенность из этого магического и слишком удовлетворяющего круга. При этом есть риск, что у ребенка появится чувство, что его соблазнили, что ему угрожает опасность вторжения, что он станет добычей архаичных либидинальных устремлений и ужасов. Иногда у таких детей складывается убеждение, что они не существуют взаправду для своей матери. Из-за того, что они не способны справиться с чрезмерной стимуляцией в таком раннем возрасте, образ первичной сцены у них тоже склонен быть сгущенным и садистичным.