Театр эллинского искусства

Агональный дух сопутствовал грекам всюду, где бы они ни появлялись. (…) Даже греческие наемники из армии Кира Младшего, блуждавшие по бескрайним просторам Персидского царства вдали от берегов родного им всем Эгейского моря, не могли отказаться от своей врожденной любви к агонам и устраивали их при первой же возможности во время коротких передышек между боями и утомительными переходами, как об этом рассказывает Ксенофонт[696], один из участников похода Десяти тысяч. Для этих солдат, надолго оторванных от родины и уже почти потерявших надежду на возвращение, агон оставался последним напоминанием об их принадлежности к всеэллинскому культурному сообществу и последней попыткой не потерять себя, не раствориться без следа в безбрежном варварском море[697].

Греческий спорт возник не из потребности готовить хороших воинов. От атлета и воина требовались совершенно разные физические навыки.

Не случайно Платон, недовольный отношением к атлетике как к занятию, несущему в себе непосредственную ценность, мечтал о безраздельном господстве военно-воспитательной функции спорта и планировал в идеальном государстве «Законов»[698] различные состязания в беге, но все непременно с оружием[699].

Александр Македонский, увидев в Милете множество статуй атлетов-победителей в Олимпии и Дельфах (то есть на Пифийских играх), иронически спросил: «А где же было столько молодцов, когда варвары брали ваш город?»[700]

Против решающей роли военно-утилитарного назначения в греческой агонистике говорит и очевидный параллелизм в развитии атлетических и мусических агонов в архаической Элладе[701].

Греческие состязания должны были выявить не того, кто лучше всех в данном спортивном искусстве, а того, кто лучше всех вообще, — того, кто осенен божественной милостью, — писал Михаил Гаспаров. — Спортивная победа — лишь одно из возможных проявлений этой божественной милости; спортивные состязания — лишь испытание, проверка обладания этой божественной милостью[702].

Ни второе, ни третье место не засчитывались. Был только победитель и все остальные — проигравшие.

Победа на общегреческих играх рассматривалась как благоволение бога родному городу победителя. Поэтому возвращавшегося домой олимпионика приветствовали с необыкновенной торжественностью. Граждане полиса выходили ему навстречу, когда он, облаченный в пурпурный хитон, въезжал в город на квадриге во главе целой процессии. В Акраганте

при встрече олимпионика Экзайнета в процессии участвовало 300 повозок, запряженных белыми лошадьми. Ряд городов, встречая олимпионика, срывал часть городской стены, чтобы торжественно пропустить процессию победителя в город через брешь[703].

Сопровождаемый согражданами, олимпионик