Театр начинается с выстрела

— Согласилась! — печально произнес Левин. — И ходила по сцене! И смеялась! И улыбалась! И боль терпела! Потому что для нее, кроме театра, ничего не существовало. Он был для нее как наркотик. Нам с Любашей детей бог не дал, а вот она сама не захотела — у нее же театр! В результате нога срослась неправильно — нерв какой-то защемился. Мы ее уговаривали, чтобы она легла в больницу, где ей ногу под наркозом снова сломают, она вылежит сколько положено, и тогда все будет нормально, а она наотрез отказалась. И уехала с театром на гастроли. А потом пришла расплата! Я с Китей, конечно, это не обсуждал, но мне Любаша рассказывала. У нее нога сохнуть начала, и она ее под брюками и длинными юбками скрывала. Появилась хромота, она стала в туфель подпяточник подкладывать, потом еще двойные и тройные набойки на каблук ставить, а под конец ей уже туфли по индивидуальному заказу делали. Но наступил момент, когда скрыть от зрителя это было уже невозможно.

— И Зеленогорский…

— Нет, тогда еще Марек! Хотя подзуживал его, конечно, Борька, стал снимать ее потихоньку с главных ролей, переводить на вторые, из персональной гримерки ее выселили.

— Такой удар не каждая женщина выдержит, — заметила я.

— А она и не смогла, — потухшим голосом произнес Левин. — Начала выпивать. Потом пить всерьез. Володя этого не выдержал и ушел. Он сам по праздникам больше одного бокала шампанского не выпивал, да и тот тянул весь вечер, а тут каждый день дома вдребезги пьяная жена.

— Это когда она была известной актрисой?

— Женя! — неожиданно взорвался Роман Давидович. — Не судите, не зная! Они поженились, когда она была студенткой второго курса! А Володя, светлая ему память, чтоб вы знали, всю жизнь был инженером на Московском часовом заводе. Так что и роскошная «сталинка» на Горького, и машина, и дача — это все заработала сама Китя! И Володя ушел от нее, как нормальный мужчина, с одним чемоданом. Тут Ките совсем плохо стало, ее уже в массовку перевели, да и там держали из жалости, потому что хромота была страшная.

— Так Надеждина-то где? — напомнила я.

— А-а-а! Да! Увлекся! Извините! — спохватился старик. — На самом деле ее фамилия Воскобойникова. Был такой человечишко, всю жизнь кем-то в Кремле подвизался, а при Горбачеве приподнялся. Его дочь почему-то решила, что из нее получится великая актриса, вот он ее Борьке и подсунул, а тот, чтобы власть предержащим услужить, на все готов!

— О-о-о! Это я очень хорошо знаю! — недобрым голосом подтвердила я.

— Она-то в Китину гримерку и заселилась! И роли Китины ей перешли постепенно одна за другой. Я по необходимости ее спектакли смотрел, так только плеваться и оставалось. Дубина дубиной! И тут объявляют премьеру «Марии Стюарт» по Шиллеру с Надеждиной в роли Марии. А это же была одна из коронных ролей Кити. Я по необходимости пошел — мне же статью писать. До сих пор не могу себе простить, что не взял с собой Любашу, но кто же знал? В зале вся театральная Москва, все ждут, что им сейчас Надеждина показывать будет, — усмехнулся Левин. — И вдруг объявляют, что в связи с ее болезнью — это в день премьеры-то! — роль Марии будет исполнять Вальдовская! А ее ведь уже давно никто на сцене не видел — кто же на массовку внимание обращает? Все, конечно, оживились. Поднялся занавес, и началось чудо!

Роман Давидович сидел, закрыв глаза: он явно видел сейчас перед собой тот день и ту сцену. Я не торопила его — слишком важны были сейчас даже самые незначительные на первый взгляд мелочи.

— Понимаете, это было нечто нереальное, — наконец произнес он. — Может быть, первые несколько минут зрители еще и замечали, что Китя очень сильно хромает, а потом все это ушло. И была только Мария Стюарт с ее непростой судьбой и страшной кончиной. Гордая! Сильная! Противоречивая! Ушедшая непокоренной! Это был такой накал страстей! Такая энергетика! Такая мощь! Такая битва характеров ее и Елизаветы, которая заставляла забыть обо всем. Зал был полон, а казался пустым, потому что люди не то что шевелиться, дышать боялись, чтобы ничего не пропустить. Атмосфера была наэлектризована так, что искры проскакивали. Причем Китя и остальных артистов за собой увлекла, все играли в полную силу. Это было потрясающе! Когда спектакль закончился, началось нечто невероятное! Зал аплодировал стоя и никак не мог успокоиться! Двадцать выходов на поклон! И это на спектакле, который идет в том же театре, в том же составе не первый год. И вот, когда Китя вышла в последний раз, она крикнула в зал: «Прощайте, дорогие мои! Я вас всех очень любила!»

— То есть она сыграла в последний раз и так попрощалась с публикой, — понятливо покива-ла я.