Театр нашей жизни. Для тех, кто любит думать

В итоге спектакль прошел три прогона и стал потом частью репертуара московского драматического театра имени К. С. Станиславского. А отец гордился, что масса находок в спектакле – его. К тому же они с наставником обсуждали, как сделать уже готовый моноспектакль по поэме «Мцыри» М. Ю. Лермонтова, положить на музыку, с которой Б. Равенских начал экспериментировать еще в тридцатые годы, учась у В. Мейерхольда.

А было-то ему, Рафику Арутюнову, в 1940 году всего 17 лет. И хотя большинство артистов и артисток в этой народной студии были школьники (отец, занимаясь в студии, увлек театром несколько одноклассников) и студенты, спектакль показывали на сценах разных домов культуры, все было по-настоящему.

Водевиль «Любовь довоенного уровня». 18.6.1941 г.

До войны успели подготовить еще два спектакля: «В тиши лесов» П. Нилина и «С любовью не шутят» Кальдерона. Они тоже потом вошли в репертуар московского драматического театра имени К. С. Станиславского… Репетировали водевиль «Любовь довоенного уровня», сцены из других спектаклей…

Планы были самые радужные – после школы поступить в театральное училище и параллельно продолжать заниматься в народной студии у Б. Равенских. Он уже тогда, открыв в отце талант и предполагая, что сам будет потом работать в каком-то театре, видел в нем своего помощника, а, может быть, и второго режиссера. Все-таки не часто в 17 лет школьнику удается почти самостоятельно поставить три полноценных спектакля. Но отец не думал, что ему не удастся не только стать театральным режиссером, но и режиссером собственной жизни.

Баку. Артиллерийское училище. 23.06.1942 г.

Летом 1941 года началась война. И отец, как и многие его сверстники пошел добровольцем на фронт. А как же театр, карьера режиссера? Ведь мог вместе с Б. Равенских уехать в эвакуацию в Ташкент. Но нет, даже тени мысли такой не было у мальчишек 1941 года, все они рвались на фронт, а кому не было 18, даже приписывали себе лишний годик-другой. А, поскольку в 189 московской школе, которую в 1940 году Рафик Арутюнов закончил, проводились дополнительные занятия по подготовке артиллеристов, военком на призывном пункте Свердловского района это учел и направил его в артиллерийское училище в Баку. Там он проучился почти год, а оттуда в звании младшего лейтенанта его летом 1942 года направили на Южный фронт, командиром минометного взвода.

Как и многие, наивно думал, что война быстро закончится, и он сможет вернуться в театр, будет работать у Б. Равенских и учиться на режиссера. Но жизнь распорядилась по-своему. Так случилось, что его взвод, ведя оборонительные бои, окопался в болоте, на местности, которая хорошо простреливалась. А рядом воевал батальон штрафников. В результате немецких обстрелов число наших бойцов и там и там сокращалось прямо на глазах. Три дня и немцы и наши убийственно перестреливались, уничтожая друг друга. Ближе к ночи, когда перестрелка затихла, к отцу приполз тяжело раненый майор, военный комиссар воевавшего рядом штрафного батальона.

– У нас от батальона, – сказал он, – осталось 20 человек. Возьми их, лейтенант, под свое крыло. Ни в твоем минометном дивизионе ни в моем штрафбате офицеров больше не осталось, а я уже не жилец.

– Какой я командир батальона, – сказал отец, – я же даже не член партии, да и по званию, сам видишь, младший лейтенант.

– Ничего, – прошептал комиссар, – больше ведь некому. А в партию я тебе рекомендацию накарябал. – и он протянул отцу огрызок полевой карты, на обороте которого было что-то написано…

У отца от всего дивизиона осталось тоже человек 15 на тридцать разнокалиберных (50 мм, 82 мм и 107 мм) минометов, к каждому миномету свой подход, своя квалификация, но что ему оставалось делать… А комиссар, поняв, что лейтенант почти соглашается, прислонился к брустверу окопа и затих с улыбкой на устах, как будто уснул.

Но повоевать командиром еще и батальона штрафников, пусть и поредевшим, отцу почти и не пришлось. Немцы продолжали обстрел болота, и через два часа от разорвавшейся мины нового командира выбросило из окопа и он потерял сознание.

Потом уже в дивизионном госпитале, узнав, как все было, хирург в ранге тоже майора, достав очередной, уже тринадцатый осколок из ноги, которая уже никогда не будет сгибаться, и, повертев в руках кусочек карты с рекомендацией от комиссара батальона штрафников, сказал отцу:

– Ничего, лейтенант, мы тебя подлатаем и в партию примем, вторую рекомендацию я тебе дам.