И, пока две недели подлатывали, достав еще 20 минных осколков из ноги, приняли в партию, и домой в Тбилиси долечиваться под материнский кров младший лейтенант Рафаэль Арутюнов отправился коммунистом. За боевые действия в том «сидении» на болоте получил медаль «За отвагу».
Подлечившись, потом еще воевал, на крымской земле под г. Керчь. Уже не младшим лейтенантом, а лейтенантом, командуя минометным дивизионом в составе Таманской дивизии, получил орден «Красной звезды» и снова был тяжело ранен, перенес шесть операций.
Но разочарование наступило, когда в 1944-м его комиссовали, и он вернулся в Москву, в свою комнату на Кузнецком мосту, где они жили с отцом, где много лет собирали большую библиотеку. Увы, там жили уже другие люди, да и от библиотеки остались только какие-то учебники. А в свердловском военкомате, куда он пришел встать на учет, чтобы определиться с жильем и сказать, что собирается поступать в театральное училище, военком сурово огорошил:
Парню было 21 год. Сейчас его сверстник заспорил бы с военкомом, отстаивая свое право на призвание, на будущую любимую профессию. Но время тогда было другое, чувство долга во всех воспитывалось с детства, на всех этапах взросления (октябрята, пионеры, комсомольцы, коммунисты), и не принято было коммунистам отказываться от партийных поручений. Да что там не принято – нельзя было отказываться. Да и не воспринималось это как принудиловка – надо, значит надо. Не случайно в 1941-м на фронт прямо со школьной скамьи убегали 16-17-летние ребята. Другое и в голову не приходило.
И он год работал в суде и поступил в Юридический, в душе все еще надеясь, что это временно, и рано или поздно он снова окажется в театре.
Но через год его вызвали уже не в военкомат, а в райком партии и сказали:
– Ты фронтовик, да еще коммунист, должен понимать, стране сейчас нужны не юристы, а журналисты-международники для работы в арабских странах. Так что направим тебя в Институт востоковедения…
Это уже был как удар судьбы. Он потом всю жизнь не мог ходить в театр.
Сколько раз мы с ним в разговорах так или иначе выходили на эту тему. И каждый раз он заново переживал это, как трагедию всей жизни, это была как незаживающая душевная рана.
Москва. Студент Института востоковедения – 12.05.1948 г.
А он только отмахивался:
Между тем как в 1946 году, когда начал учиться в Институте востоковедения, еще была какая-то слабая надежда, что там, как и в других Вузах, есть свой любительский студенческий театр, в который он начнет ходить, а потом, кто знает…
К тому же успокаивала и утешала мысль, что он поступает как коммунист, то есть делает то, что нужно партии. Для молодежи, не заставшей Советский Союз, это, может быть, звучит даже забавно. А тогда все было серьезно. Немало было среди членов партии настоящих коммунистов, как мои дед и отец, которые готовы были пожертвовать своей мечтой ради общего блага.
Но теперь было уже не до театра. Интересная интенсивная учеба, языковая практика (надо было осваивать и английский и арабский), вынужденные (денег бедным студентам вечно не хватало) подработки с переводами… все это не оставляло на мечту ни сил ни времени.
А после Института сразу пошли загранкомандировки: в Египет, в Сирию, в Иорданию, в Ливан, в Саудовскую Аравию, в Арабские эмираты, в Алжир, в Тунис, в Марокко, в Ливию, в Судан. Встречался и общался не с кем-нибудь, с лидерами всех этих стран: с президентом Египта Насером, с королем Иордании Хусейном, с королем Саудовской Аравии Фейсалом, с президентом Туниса Бургибой, с президентом Ливии Каддафи и другими… В Отделе вещания на арабские страны в Радиокомитете работал вместе с Евгением Примаковым. Они дружили еще со студенческой скамьи, в 1956 году написали вместе книгу «Поучительный урок» (об агрессии Израиля против Египта).