А ещё я был несказанно рад тому, что моя будущая жена, которой я не напоминал о себе недели и месяцы напролёт, которой было впору на меня обидеться, всё же пришла и видела то, что послужило причиной моего отсутствия. Она видела то, что я сделал. В тот самый день в отчаянном волнении, усталости, сомнениях родился мой театр. Его впервые увидели зрители, и Международный день театра стал и моим праздником.
Через несколько дней после торжественного открытия театра в одной из городских газет на последней полосе появилась малюсенькая заметка под заголовком «Ложа не лажа». В той заметке не было ни слова о театре, о Доме художников, а была пара предложений о замечательных музыкантах, игравших концерт, и о том, что нужно больше уделять внимания работе с молодёжью.
Но слух о нашем театре разлетелся по городу. На открытии присутствовало не более ста человек, но в плотном, душном и застоявшемся воздухе провинциального города молва разносится быстро и адресно. Так что, когда через месяц мы объявили о премьере, повесив всего десяток маленьких афиш в университете, в Институте культуры и на самом здании Дома художников, в приёмной кабинета Анатолия весь день телефон звонил не переставая. Люди хотели купить билеты. А мы и не думали об этом. Мы вопросом билетов даже не озадачились. Пришлось Анатолию озадачить свою секретаршу продажей билетов на наш спектакль. Билеты в Доме художников можно было продавать только на выставки. Так что люди покупали билеты на спектакль, а получали на выставку с написанными на них от руки номерами ряда и места.
После открытия театра и после случившихся со мной во время того открытия открытий мы доделали спектакль буквально за три недели. Крошечный опыт выступления перед публикой оказался для моих актёров бесценным и огромным. Они получили свои порции сладкого актёрского яда и убедились как в своих, так и в моих возможностях. Они сами во время выступления поняли, что сделали не так, что им удалось хорошо и что всё-таки лучше придерживаться того, как было задумано и отработано на репетициях.
Премьера спектакля «Мы плывём» театра «Ложа» состоялась в самых последних числах апреля. Весна уже стояла роскошная. В день премьеры выдалась чудесная тёплая и ясная погода. Зрители приходили нарядные и в прекрасном расположении духа.
Спектакль прошёл легко и точно. Такого театра в Кемерово прежде не было, мои земляки ничего подобного никогда не видели и приняли наш спектакль с восторгом. Он шёл ровно пятьдесят пять минут и показался мне очень длинным. А люди думали, что будет ещё один акт. Они не хотели уходить.
Что было в том спектакле? Он был наивным. Он даже не был вполне спектаклем, а скорее красочным альбомом с яркими картинками. Он ничем начинался и ничем заканчивался. Что же в нём так радовало публику, которая впервые в жизни от избытка чувств кричала «браво», хотя прежде это странное слово никогда не произносила.
Полагаю, в спектакле нашем была только, и исключительно, молодость, жизнерадостность и свобода. В спектакле «Мы плывём» на сцене были очень счастливые люди, некоторым из которых не исполнилось и двадцати лет… А как известно, всем нужны счастливые люди. Все хотят их видеть!
Мы сыграли наш спектакль в Доме художников только один раз. Один-единственный!
За осень, зиму и два месяца весны в Доме художников мы насмотрелись на выходки и проделки живописцев, графиков и скульпторов. Не каждый день, не каждую неделю, но всё же часто они что-нибудь обязательно вытворяли и отчебучивали. Либо у кого-то случался день рождения, либо кто-то что-то удачно продавал или кого-то из них выставляла из дома жена и он перебирался жить в мастерскую. Там он беспробудно и мрачно пил, несмотря на запреты руководства, приводил собутыльников и каких-то шумных женщин. Женщины, которые общались с художниками, были совершенно особенные. Совсем не такие, как те, что общались с артистами, музыкантами или учёными.
Художники регулярно дрались между собой или с гостями. Когда же им не с кем было выпить, поговорить и по возможности подраться, они шли на поиски людей и приходили к нам. Они были взрослые мужики. Чаще всего бородатые, седые. Мы же были молодые, добрые и воспитанные. Мы до поры испытывали почтение к мастерам живописи и монументального искусства.
Художники по одному, реже компанией, могли вломиться к нам во время репетиции. Чувствовали они и вели себя вполне по-хозяйски, изъявляли желание посмотреть, чем мы занимались, поговорить, предлагали выпить. Мы, наивные, пытались с ними разговаривать как со взрослыми, солидными и разумными людьми. Говорили на «вы», выслушивали всё, что они несли. Много репетиций было сорвано. Со временем мы преодолели барьер почтительности и стали вести себя с ними холодно, нелюбезно, а порой и просто силой их выпроваживали. Пару раз мы фактически выкинули их за дверь.