Читаем Театр (Шум за сценой) полностью

РОДЖЕР. Черт, это шкаф! /Выхватывает у нее простыню и бросает обратно./ Вот эта дверь, вот эта! /Бросает сумку и коробку, изо всех сил дергает следующую дверь./ Вот эта!

ВИКИ. Ну, ты возбудился!

РОДЖЕР. Сюда, сюда!

ВИКИ. Ну, ты даже не можешь дверь открыть!

/Они должны уйти в спальню, но никак не могут, потому что дверь не открывается. Внизу звук ключа в замке. На пороге передней стоит ФИЛИПП БРЕНТ с картонной коробкой в руке. Ему за сорок. У него темный загар. Это он нынешний хозяин дома. Это он пишет милые современные пьесы с очаровательной атмосферой разных эпох./

ФИЛИПП. Да, ведь как раз сегодня у миссис Клакетт выходной.

ЛЛОЙД. Стоп!

/Входит ФЛАВИЯ. Ей за тридцать. Она - идеальная пара для Филиппа Брента./

Стоп!

ФИЛИПП. Дом сегодня в нашем распоряжении. /Вносит дорожную сумку и закрывает дверь/

/Только дверь никак не закрывается. И таким образом одновременно ГАРРИ изо всех сил пытается открыть дверь наверху, а ФРЕДЕРИК, играющий ФИЛИППА, старается открыть дверь снизу./

ЛЛОЙД. И сказал господь: остановитесь! И они остановились. И увидел господь, что это было ужасно.

ГАРРИ /Фредерику и Белинде, играющим Филиппа и Флавию/. Извините, братцы, но она никак не открывается.

БЕЛИНДА. Это ты извини. Это наша никак не закрывается.

ЛЛОЙД. И сказал господь: Поппи!

ФРЕДЕРИК. Прошу извинить. У всех прошу прощения. Это все я. Вы знаете, я всегда плохо соображаю насчет дверей.

БЕЛИНДА. Фреди, рыбонька, ты все сделал идеально.

ФРЕДЕРИК. Я ее не сломал.

/Из-за кулис входит ПОППИ./

ЛЛОЙД. И явилась Поппи, и сказал господь: плодитесь и размножайтесь, но позовите Тима починить двери.

/ПОППИ уходит./

БЕЛИНДА. Я обожаю эти монтировочные репетиции.

ГАРРИ. Она обожает. Но разве она может просто так сказать. О, боже мой! Она обожает монтировочные! Дотти, где Дотти?

БЕЛИНДА. Всегда все так добры друг к другу.

ГАРРИ. О!.. Ну разве она может просто, ну, действительно ...

/Входит ДОТТИ из кухни./

Дотти, ну, прямо я не знаю! Ну, ты понимаешь, Дотти?

БЕЛИНДА /протянув руку Фредерику/. Фрэди, сокровище мое!.. А ты разве не любишь эти прогоны? Когда вею ночь напролет...

ФРЕДЕРИК. Что мне нравится в последних репетициях, это, что можно посидеть - мебель уже на местах. /Садится./

БЕЛИНДА. Фрэди, дорогой! Смотрите, он шутит! Он у нас приободрился! Чудесно! /Садится рядом и обнимает его./

ФРЕДЕРИК. Думаешь, это была шутка?

БЕЛИНДА. Ну, просто чудо - работать в этой труппе. У нас гениальная труппа!

ДОТТИ. Подожди! Что ты будешь говорить через двенадцать месяцев, когда мы будем болтаться где-нибудь в провинции.

БЕЛИНДА. Ллойд, дорогой, а как ты? У тебя все о'кей?

ЛЛОЙД. Я начинаю понимать, что чувствовал бог, когда сидел один в темноте и создавал мир. /Глотает таблетку./

БЕЛИНДА. Что же он чувствовал, Ллойд? сокровище мое?

ЛЛОЙД. Что надо вовремя принять валидол.

БЕЛИНДА. Ну, милый, кто же виноват, у него же все-таки было шесть дней, а у нас всего шесть часов.

ЛЛОЙД. И сказал господь; где же, черт побери, Тим?!

/Из-за кулис выходит ТИМ. Он в изнеможении./

...И появился, черт побери, Тим, и сказал господь: да будут двери, которые открываются, когда им надо открываться, и закрываются; когда надо закрываться, и пусть эти двери разделят мир, который за декорацией и перед декорацией!

ТИМ. Что делать-то?

ЛЛОЙД. Двери надо сделать.

ТИМ. Я бананы доставал, что вместо сардин.

ЛЛОЙД. Двери!

ТИМ. Двери, чего?

ЛЛОЙД. Готов спросить, у бога были люди, которые поникали по-английски.

БЕЛИНДА. Тим, милый! Ллойд хочет сказать - вот эта дверь никак не закрывалась,

ГАРРИ, А эта, в спальне, никак... о, боже!

ТИМ. Понял. /Начинает чинить двери./

БЕЛИНДА /Ллойду/. Он не спал сорок восемь часов.

ЛЛОЙД /Тиму/. Потерпи, старик, еще двадцать четыре часа - и конец. /Выходит на сцену./

БЕЛИНДА. Ах, смотрите! Бог сошел к нам на землю!

ЛЛОЙД. Послушайте, раз уж мы все равно остановились, чтобы поставить декорации, на это ушло два дня, поэтому у нас не осталось времени еще на один прогон. Тише, тише! Но если мы пройдем пьесу еще разок сейчас, ночью, несмотря на двери и сардины, мы только в них уперлись, в эти двери и сардины: войти-выйти, принести сардины - унести сардины... Что тут трудного? Это же фарс! Это театр! Это жизнь!

БЕЛИНДА. Боже, боже! Как глубоко!

ЛЛОЙД. Но можно просто играть? Бах-бах, трах-бах-бах - вошли, бах вышли, бах - принесли, трах - унесла? И все успеем. А где у нас Селздон?

БЕЛИНДА. О господи!..

ГАРРИ. О боже, боже!

БЕЛИНДА. Селздон!

ГАРРИ. Селздон!

ЛЛОЙД. Поппи!

ДОТТИ /Ллойду/. Я думала, он сам с тобой в зале.

ЛЛОЙД. А я думал, он с тобой за кулисами.

/Входит ПОППИ из-за кулис./

Мистер МОУБРЕЙ не в своей уборной?

/ПОППИ уходит./

ФРЕДЕРИК: О, я не думаю, что он начнет, но, во всяком случае, не на последнем прогоне. /Обращается к Брук./ Не будет он, а?

БРУК. Не будет - кто?

ГАРРИ. Селздон! мы не можем найти Селздона.

ФРЕДЕРИК. Нет, я уверен - не начнет.

ДОТТИ. С ним наверняка ничего нельзя сделать,

БРУК. Что не начнет, кто?

/ГАРРИ, ДОТТИ и ЛЛОЙД вместе делают жест насчет выпивки./

БЕЛИНДА, Ах, ну перестаньте! Ну что вы раньше времени! Мы же не знаем.

ФРЕДЕРИК. Да, не будем. Зачем эти поспешные выводы?

Перейти на страницу:

Похожие книги

Афганец. Лучшие романы о воинах-интернационалистах
Афганец. Лучшие романы о воинах-интернационалистах

Кто такие «афганцы»? Пушечное мясо, офицеры и солдаты, брошенные из застоявшегося полусонного мира в мясорубку войны. Они выполняют некий загадочный «интернациональный долг», они идут под пули, пытаются выжить, проклинают свою работу, но снова и снова неудержимо рвутся в бой. Они безоглядно идут туда, где рыжими волнами застыла раскаленная пыль, где змеиным клубком сплетаются следы танковых траков, где в клочья рвется и горит металл, где окровавленными бинтами, словно цветущими маками, можно устлать поле и все человеческие достоинства и пороки разложены, как по полочкам… В этой книге нет вымысла, здесь ярко и жестоко запечатлена вся правда об Афганской войне — этой горькой странице нашей истории. Каждая строка повествования выстрадана, все действующие лица реальны. Кому-то из них суждено было погибнуть, а кому-то вернуться…

Андрей Михайлович Дышев

Детективы / Проза / Проза о войне / Боевики / Военная проза
Стилист
Стилист

Владимир Соловьев, человек, в которого когда-то была влюблена Настя Каменская, ныне преуспевающий переводчик и глубоко несчастный инвалид. Оперативная ситуация потребовала, чтобы Настя вновь встретилась с ним и начала сложную психологическую игру. Слишком многое связано с коттеджным поселком, где живет Соловьев: похоже, здесь обитает маньяк, убивший девятерых юношей. А тут еще в коттедже Соловьева происходит двойное убийство. Опять маньяк? Или что-то другое? Настя чувствует – разгадка где-то рядом. Но что поможет найти ее? Может быть, стихи старинного японского поэта?..

Александра Борисовна Маринина , Александра Маринина , Василиса Завалинка , Василиса Завалинка , Геннадий Борисович Марченко , Марченко Геннадий Борисович

Детективы / Проза / Незавершенное / Самиздат, сетевая литература / Попаданцы / Полицейские детективы / Современная проза
Женский хор
Женский хор

«Какое мне дело до женщин и их несчастий? Я создана для того, чтобы рассекать, извлекать, отрезать, зашивать. Чтобы лечить настоящие болезни, а не держать кого-то за руку» — с такой установкой прибывает в «женское» Отделение 77 интерн Джинн Этвуд. Она была лучшей студенткой на курсе и планировала занять должность хирурга в престижной больнице, но… Для начала ей придется пройти полугодовую стажировку в отделении Франца Кармы.Этот доктор руководствуется принципом «Врач — тот, кого пациент берет за руку», и высокомерие нового интерна его не слишком впечатляет. Они заключают договор: Джинн должна продержаться в «женском» отделении неделю. Неделю она будет следовать за ним как тень, чтобы научиться слушать и уважать своих пациентов. А на восьмой день примет решение — продолжать стажировку или переводиться в другую больницу.

Мартин Винклер

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза