Театральная эпопея

моей затеи и Незамыслов. Но я всегда действовал по правилу: лучше действие, чем бездействие, ведь под лежащий камень вода не течет…

Войдя в служебное помещение театра сбоку от здания, мы остановились. К нам

неспеша подошел пожилой администратор с суровым выражением лица, в

коричневом костюме.

–Вы к кому?– осведомился он, смотря в упор на нас.

–Мы к Сеновину,– ответил Незамыслов.

–Он занят, если я могу вам…

–Нет, вы нам никак не поможете!– оборвал администратора Незамыслов.– Передайте Юрию Ксенофонтовичу, что к нему не пускают театрального критика Незамыслова!

Лицо администратора чуть подобрело.

–Ой, зачем же сразу кричать на нас!– упрекнул Незамыслова администратор.– Я ведь

по собственной прихоти вас не пускаю.

–А я ранее всегда входил к Сеновину без всяких объяснений,– ответил с досадой Незамыслов, протягивая администратору свою визитную карточку.– Почитайте вот, передайте мою карточку Сеновину.

Администратор взял визитную карточку, подошел к телефону на вахте и стал

набирать номер Сеновина, а Незамыслов раздраженно говорил мне вполголоса:

–Смотрите-ка…. Меня не пускают…

Через минуту администратор положил телефонную трубку, улыбаясь, подошел к

нам, любезно говоря:

–Извините меня ради бога!.. Я тут работаю всего месяц, еще Сеновин на меня сейчас наорал… Извините!

–Ладно,– добродушно произнес Незамыслов,– нам можно пройти к Сеновину?

–Конечно, можно, я сам вас встречаю,– приветливо обратился к нам подходящий улыбающийся господин,– идемте в мой кабинет.

–Это Сеновин,– прошептал мне Незамыслов, улыбаясь худруку и пожимая ему руку.

Сеновин Юрий Ксенофонтович, главный режиссер и художественный руководитель Драматического театра, лет шестидесяти или чуть больше, был среднего роста,

с седыми волосами, зачесанными назад, в очках, в сером застегнутом на все пуговицы костюме, белой сорочке и черном галстуке. Более четверти века он проработал в Драматическом театре, сначала работал актером, потом стал режиссером, закончив режиссерские курсы. Долгожданную должность худрука он получил лет пять назад,

чем был несказанно рад. Его отличала ярая приверженность к классике, он даже

слышать не хотел о чем-то современном, о какой-то современной пьесе современного автора. В силу этого Сеновин всегда отказывался от участия в разных театральных конкурсах в качестве члена жюри, читать и обсуждать какие-то новые пьесы

современных авторов, считая, что лучше Шекспира, Мольера, Островского, Чехова

никто ничего не напишет, а поэтому нечего тратить свое драгоценное время на всякую писанину разных графоманов. Не раз Сеновина упрекали многие режиссеры, театральные критики и коллеги за то, что он не хочет принимать участие в театральных конкурсах, читать современные пьесы, называя его за спиной ретроградом и ортодоксом, но

Сеновин был непреклонен в своем мнении. Доходило нередко до парадокса, когда он, рассказывая своим актерам на репетициях о творчестве многих русских драматургов, говорил о русском драматическом театре, как о театре современной пьесы. Одна

актриса Видняева не выдержала и осторожно спросила его, а почему же в нашем

театре нет современных пьес, почему наш современный российский театр и

современная российская пьеса расходятся, как в море корабли, и доколе наш

современный театр будет ставить лишь одну классику, перебиваясь одними переработками набивших оскомину сюжетов всем известных не одно десятилетие

пьес, ставя так называемые спектакли «по мотивам»?

Тогда Сеновин к удивлению всех актеров заорал, утверждая, что нечего мешать ему проводить репетицию, и если самая молодая в его Драматическом театре актриса (все актеры и актрисы театра были старше шестидесяти лет, и лишь одной Видняевой было всего пятьдесят восемь лет) задает подобные наивные вопросы, вообще не любит театр,

не любит Островского, Чехова, Сухово-Кобылина, Гоголя, ей не место в театре. Словом, Сеновин никак не ответил на каверзные вопросы Видняевой, не объяснил, почему российский театр не стремится показать насущные социальные, политические и экономические проблемы, которые волнуют наших современников, и почему наш современный российский театр стремительно бежит от жизни, реальности, злободневности, утрачивая высокое звание театра, как театра гражданского протеста,

желая лишь развлечь своего зрителя. Возможно, Видняева и промолчала бы, как

молчала и ранее многие годы на репетициях и разных собраниях театра, но Сеновин чересчур увлекся рассказом о пьесах давно умерших древнегреческих драматургов,

говоря об актуальности их творчества, злободневности, заставляя своих актеров углубиться в далекую древность, и одной Видняевой стал очевиден парадокс, когда худрук, известный всем своим нежеланием ставить на сцене современные пьесы российских драматургов, не признавая социальную их значимость, восторженно и

ярко рассказывал о пьесах давно минувших дней, об их гражданском пафосе.

Присев в кабинете Сеновина, Незамыслов сразу представил меня:

-Познакомьтесь, Юрий Ксенофонтович! Это хороший писатель, член Союза писателей России Сергей Соколов.