Театральная сказка

– Согласна. Однако пока человек в театре и принимает то, что мы принесли из Засценья, я ему верю. Не могу не верить. Он будто бы прошёл со мной весь путь, увидел то же, что и я, пережил те же радости или страдания. Как я могу ему не верить?

– Скажи, а ты не хотел бы однажды остаться в Засценье навсегда? – интересовалась Ветка.

– Каждый день об этом думаю.

– И что надумал?

– Мне кажется, всё, что мы делаем, имеет смысл, только пока мы путешествуем туда и обратно. Пока приносим что-то отсюда туда.

Они о многом беседовали. Времени было в достатке…

Разговоры не утомляли и не надоедали. Наверное, потому, что они всегда говорили о вещах действительно важных для обоих.

Но всё рано или поздно кончается, однажды на рассвете, когда солнце начало пригревать склон горы, раздался страшный треск, словно возле детей кто-то выстрелил из пистолета.

Они проснулись и застыли в изумлении. Казавшийся нерушимым валун развалился на две неравные половины.

Ветка выломала новый шест и скинула меньшую из половин вниз по склону. Та устремилась к подножию, грохоча, словно изрыгая проклятия.

Вторая, бóльшая половина, осталась держать левую ногу мальчика в жёстком капкане.

– Ерунда. Ещё лет пятьдесят, развалится и эта глыба, – сказал Мыш, морщась от усилившейся боли.

Камень лёг на ногу всем весом, ещё беспощадней, чем было до этого.

Пятьдесят так пятьдесят, решили дети. Они не вели календаря, лишь отмечали смену времён года. Где-то через пару десятилетий треснул пополам и этот обломок «борова», и Ветка, орудуя рычагом, отправила обломки вниз по склону.

Мыш встал, долго не решался опереться на освобождённую ногу. Тронул землю, дёрнулся от боли. Нервы вспоминали себя, мозг бил их болезненными оживляющими разрядами.

Но, как бы ни было ему больно, Мыш засмеялся.

– Я стою! Ветка, я снова стою!

Девочка обняла его, сжала со всей своей невероятной, обретённой от перетаскивания камней силой.

…Угли в угасшем Гномовом костре едва светились.

– Мы еле нашли тебя, такая темнота вокруг, – неловко присел Мыш.

Он ещё очень плохо владел «пленной» ногой, и некоторые движения давались ему с трудом.

Гном, нахмурившись, глядел на детей.

– Где вы были столько времени?

Мыш и Ветка переглянулись.

– Мы были очень заняты…

– Прямо вот вообще не могли отлучиться.

Гном подозрительно оглядел их:

– Я понял.

– Нам нужна одежда.

– Ну, конечно, нужна, – всплеснув руками, сказал Гном. – Я же не дурак и не слепой.

Он вытащил из ящика новые костюмы Ганца и Гретель, в которых они и вышли к публике, поразив её бледностью лиц и усталым видом.

Видение

Мыш проснулся, словно что-то толкнуло его. Он спал у самого стекла, лицом к улице. Посмотрел сонным взглядом на взъерошенную ветром Москву-реку, залитые приглушенным светом окрестности.

Мягко и убаюкивающе летел мимо фонаря наискось снег. Мальчик уже закрыл глаза, как что-то, наверное врождённый инстинкт опасности, заставило его взглянуть вниз, на тротуар перед входом в ТЮЗ.

Под сердце ему словно сунули мешок со льдом.

Возле входа в театр, полукругом, в том же порядке, как и в Репинском сквере, стояли шемякинские демоны. Стояли неподвижно и вместе с тем будто изготовившись к чему-то, как шахматные фигуры перед началом партии.

Мыш оцепенел.

Уже не только его сердце, но и всего его целиком изнутри и снаружи словно обложили льдом. Жгучим, ядовитым, разъедающим тело холодом и химией.

Он не знал, сколько смотрел на стоящие перед входом в театр фигуры.

Отсветы фонарей играли на мокром металле. Снег ложился на металл статуй и таял. Капли повисали на отвратительных носах, ушах, локтях, пальцах, медленно стекали по плечам и крыльям демонов, словно те были свечами и обтекали воском. Они то ли готовились войти в двери театра, то ли ждали, когда кто-нибудь выйдет из них.

Мыш закрыл глаза, а когда открыл снова, перед ТЮЗом уже никого не было, лишь мерцали, пролетая сквозь свет фонаря, снежинки.

Буднично шурша шинами, проехала машина, за ней другая…

Утром Мыш вспомнил о ночном видении, но так и не смог понять, приснились ему эти тринадцать неподвижных фигур под окном или же он видел их на самом деле.

Поэтому он ничего не стал говорить Ветке.

(стихотворение, обнаруженное Мышом утром в своём блокноте)

* * *

Свет падает под углом.
Всё летит наискось, всё.
За окном то,
Чего здесь не может быть.
Но признать это труднее,
Чем колени себе перебить.
Где-то стоят храмы,
Мир и много людей.
А здесь только мы.
Мы и тринадцать зверей.
Воск на их коже
От погребальных свечей.
Спасите нас кто-нибудь,
Скорей.

За сценой. Погоня

Белый ворон сел на снег, закрыл глаза и стал невидим.

– Это что ещё за фокусы? – сказала Ветка, вглядываясь в белый покров. – Где он?

– Хотел бы я знать, – пробормотал Мыш, щурясь от отражённого снегом солнца. – Обычно он исчезает, когда полагает свою миссию выполненной.