Театральная сказка

Один из выпадов Гнома случайно рассёк большое, словно мухомор-переросток, ухо Микки-Мауса, тварь завизжала тонким голоском. Гном опешил от резкого вопля, из глубины доспехов донёсся такой яростный рык, и косы замелькали с такой скоростью, что ему пришлось отступить на пару шагов, чувствуя, как отступают вместе с ним прячущиеся за его спиной дети.

– Я уничтожу твоих крысёнышей! Я брошу их в огонь! Скормлю червям и слизням! – ревело изнутри доспехов, пламя лизало изнутри стёкла противогаза.

Казалось, демон ревел весь целиком.

– Я распилю их самыми тонкими пилами на самые мелкие кусочки! Я выжму из них каждую каплю крови! Разобью молотками каждую кость!..

Гном что-то крикнул в ответ и вогнал шпагу в глазницу противогаза. Оттуда вырвался клубок чёрного ядовитого дыма, и пламя за стёклами погасло. Мельтешение кос прекратилось, они опали, потускнели и бессильно воткнулись в землю. Мыш и Ветка радостно вскрикнули.

Гном вытянул клинок, лезвие которого было изъедено до половины словно от действия чрезвычайно сильной кислоты. Из разбитой глазницы сквозь острозубые осколки потекло что-то непроницаемо-тёмное и вязкое, как нефть.

Внутри доспехов заскрипело, и фигура застыла, будто сломавшийся механизм.

Гном посмотрел на лезвие своей шпаги, рука его подрагивала.

Он огляделся, но остальных демонов видно не было.

– Вот так, – высохшим голосом сказал он, опуская огрызок шпаги.

– Ты… Ты такой молодец, – дёргающимся голосом произнесла Ветка, поднося к груди руку с зажатым в ней маленьким пистолетом.

– Я нашла его в заколоченном революционном театре, – пояснила девочка, заметив удивлённый взгляд Мыша.

– Почему не стреляла?

– Не знаю. Забыла, испугалась.

Мыш вынул из карманов револьвер и лимонку.

И тут застывшая фигура Войны, внезапно скрежетнув, пошевелилась и, как в замедленной съёмке, взмахнув Микки-Маусом, будто дубиной, нанесла удар. В груди у Гнома громко хрустнуло, удар швырнул его на детей.

Тёмный, в мгновение покрывшийся то ли окалиной, то ли ржавчиной, демон начал крошиться, корёжиться и рухнул на лежащего на земле со свёрнутой набок шеей и высунутым языком Микки-Мауса.

Дети поймали Гнома и удержали его лёгкое тело от падения. Бережно опустили на траву.

– Как ты, Гномчик? – заметалась над ним Ветка. – Больно?

Посмотрела на рубаху на его проваленной груди.

– Нет… – только и выдохнул тот.

Он закашлялся, вскрикнул от боли, снова закашлялся, наконец, унял себя, прижав ладонь ко рту.

Отдышался, открыл глаза, посмотрел на ладонь, вытер её, перемазанную кровью, о траву и сказал:

– Всё хорошо, дети. Всё хорошо.

Рубаха на груди его намокала тёмным. Дыхание становилось прерывистым.

Откуда-то появились испускающие бледно-голубое свечение бабочки, облепили раненого.

Дети попытались пересаживать их на себя, но Гном остановил их:

– Не надо. Это не поможет.

– Гном! Гномчик! Не уходи! – плакала над ним Ветка, размазывая по щекам слёзы, рыдая, кривясь и становясь от этого всё более и более некрасивой.

Мыш, сидевший по другую сторону от умирающего, молчал, лишь иногда вздрагивал, словно сдерживал что-то рвущееся изнутри.

Никого из демонов видно не было. Нимало не заботясь участью Войны, они разбрелись осматривать захваченную территорию.

Гном слабеющей рукой вложил изглоданную кислотой шпагу в руку Мышу и прошептал:

– Похоже, теперь это твоё…

После чего как-то совсем легко вздохнул и затих. Впадины на его лице углубились, тени в них налились чернотой. Разбитая грудь замерла.

Ветка зарыдала в голос, уткнувшись Гному в плечо. Мыш замер, подняв лицо вверх, и словно заледенел.

Бабочки боли, неслышно покачивая светящимися крыльями, стали поднимать Гнома. Безмолвные, сочащиеся приглушённым светом, они вознесли его до верхушек трав, и он замер там в расслабленной и очень бессильной позе. Правая рука его свесилась, точно хотела напоследок потрогать землю.

Дети встали, посмотрели на его немного худое, ставшее теперь умиротворённым и мягким лицо.

– До свидания, Гном! – сказал Мыш, трогая холодеющую ладонь.

– До свидания, – выдохнула Ветка.

Крылья бабочек дрогнули, и тело Гнома стало подниматься всё выше и выше. Неслышно скользнуло сквозь листву, померцало синим светящимся коконом в небе и растворилось в мерцании звёзд.

Мыш и Ветка провожали его глазами, а когда непроглядная тьма сомкнулась над ними, обнялись, словно боясь, что один из них может вот так же взлететь и бесследно исчезнуть.

– Мыш, пообещай мне, что никогда не покинешь меня. А то… Не знаю. Я убью себя.

– Никогда не покину. И ты пообещай мне, что всегда будешь со мной.

– Буду. Обязательно.

Тяжёлая роса пропитала одежду детей. Но чем холоднее им становилось, тем плотнее прижимались они друг к другу. И посреди того горя, которое окружило и обрушилось на них, они вдруг ощутили внезапный короткий прилив счастья, оттого что могут просто стоять рядом, видеть друг друга, разговаривать.

Тишина сгустилась, легла на плечи ватной тяжестью. Дыхание у детей прервалось, словно от удара под дых. Мыш и Ветка очнулись.