Театральная сказка

– …Страшно было даже не то, что могут убить, – говорила Ветка, – а то, что с приходом этих существ словно бы исчезало, разваливалось и теряло смысл само Засценье… Они были такие огромные, сильные, сплошь перемазанные кровью Мыша… Двигались уверенно, как танки, задевали плечами деревья, и те сотрясались от корней до макушек… Казалось, ничто остановить не сможет их…

Рассказ окончился. Ветка замолчала. Повисло тяжёлое молчание.

Все трое сидели, не глядя друг на друга и не зная, как поступить дальше.

Мыш поднялся первым и шагнул к дубу. С испугом оглянулся, но собрался и, пересиливая дрожь в руке, потянул на себя дверь.

Ветка сидела ни жива ни мертва.

– Ты куда?

Мыш неловко вскарабкался и залез внутрь дерева.

– Я потом наловчусь, – пообещал он. – Из меня получится хороший Гном.

– Мышик! Мышик! Стой! Не уходи! – крикнула Ветка. – Я с тобой!

Вскочила, рванулась следом. Альберт попытался удержать её, но она расцарапала ему руку ногтями и вырвалась. Сунулась следом за Мышом внутрь дуба, но словно ударилась о стеклянную стену. Отпрянула, оправилась от удара, попыталась снова, и опять безрезультатно.

Мыш, будто заранее зная бесплодность её затеи, наблюдал за ней изнутри ствола, и лицо его кривилось в болезненной и безнадёжной гримасе.

Альберт бесшумно подошёл к девочке.

– Не надо, Ветка, – негромко сказал он. – Не кричи и не мучайся. Мыш оставил в Засценье столько крови, что больше уже не принадлежит нашему миру. Он просто не сможет тут жить.

– Тогда я останусь с ним! – крикнула Ветка.

– Но ты не сможешь жить здесь, на сцене.

– Я смогу! Смогу! – ответила Ветка.

Она решила остаться в зале на ночь, но вскоре ей стало настолько плохо, что она едва могла говорить. Ей казалось, будто пространство сжимает её, словно она находится глубоко-глубоко под водой. В ушах шумело, голова готова была взорваться, ребра сдавило, и казалось, что сейчас они не выдержат и сломаются, давя трахеи, лёгкие, сердце. Ветка выла и царапалась дикой кошкой, когда Альберт пытался унести её со сцены…

Альберт нашёл нового мальчика на роль Ганца. Мегаполис не испытывает недостатка в детях на грани самоубийства, и рано или поздно режиссёр должен был найти подходящего актёра.

Жизнь продолжается

Жизнь пошла своим чередом.

Встречаясь на сцене во время спектаклей, Мыш и Ветка так радовались друг другу, что глупели от счастья, забывали текст и не были похожи на самих себя.

Альберт ругался на чём свет стоит, но дети ничего не могли с собой поделать, смотрели друг на друга и не могли наглядеться. А когда уходили в Засценье, подолгу сидели рядом у костра, прижавшись плечами, и говорили, говорили, говорили…

Ветка рассказывала, что происходит сейчас в Москве, как меняются её дома и улицы, выпал ли снег или же, наоборот, наступила жара, какие сосульки наросли на карнизах крыш, как шёл ледоход по Москве-реке, как плыли жёлтые листья или пух тополей, как скользко теперь на тротуарной плитке возле входа в театр…

Девочка рассказала, что подобрала на улице котёнка – пушистый трёхцветный комок, их ещё называют черепаховыми. Тот любит бродить по театральному лабиринту и ночами часто сидит возле запертой двери, ведущей в зал, которую когда-то пытались открыть Мыш и Ветка. Он то тревожно принюхивается к запахам, доносящимся из-под двери, то мурлычет, словно сосёт мать, то выгибается и шипит, а то опрокидывается на спинку и играет с пылью.

Потом котёнок пропал. Ветка боялась, что он смог пролезть в щель, тем более что его размеры позволяли это сделать. Ветка попросила Мыша поискать «скотика» (так звал своих домашних питомцев Маяковский, и детям это обращение очень понравилось) на сцене и в зале после окончания спектакля, но мальчик сказал, что это невозможно.

– Почему?

– Дело в том, что когда бы я ни открыл дверь в своём дереве, я всегда попаду на спектакль.

– Как это? Что за научная фантастика?

– Сколько бы я ни выжидал, сколько бы ни занимался своими делами, ни спал, ни читал, если я открываю дверь, я оказываюсь на спектакле. Я – персонаж, – развёл он руками. – У меня нет выбора, играть или не играть. Если я открыл дверь, я играю. Понимаешь? – Он посмотрел на Ветку.

Девочка долго молчала, пытаясь осмыслить услышанное.

– Я думала, ты ночами ходишь тут. Сидишь в зрительских креслах, поддерживаешь костёр.

– Этот костёр никто не поддерживает. Он горит всегда. Иногда превращается в горку тлеющих углей, но никогда не гаснет совсем. Наверное, само Засценье поддерживает его.

– Расскажи мне про твой дом, – просила Ветка.

Мыш задумался.

– Он уютный. Обшит дубовыми панелями, низковатый, но это даже хорошо. Потолок не давит, а словно бы обнимает. Я будто бы зажат в чьей-то тёплой ладони.

– А что ты ешь? – спросила Ветка, которая, как ни крути, была женщиной, хозяйкой, и такие моменты не могли её не интересовать.

– Там есть небольшая кухня с печкой. На этой печи я готовлю себе еду. Отец научил меня в своё время, у меня неплохо получается.

– А продукты? Дрова? Откуда ты их берёшь?