Театральные комедии. Том 1

АНТУАН. Больше мне думать не о чем… У меня вон колени болят.

БЕРГЕНС. А, пустяки!. Лучше задумайся о серьезном, как я буду уходить из жизни?..

АНТУАН. Пусть об этом вседержитель думает.

БЕРГЕНС. Эх, умереть бы понарошку! Но так, чтобы достоверно смотрелось. И чтоб я со стороны наблюдал, как родственники суетятся. И что говорить станут? Как воспримут…

АНТУАН. …Радостную весть.

БЕРГЕНС. Опять ты за свое! Вот давай и проверим.

АНТУАН. Ну, знаете…

БЕРГЕНС. Не знаю.

АНТУАН. Чтобы вы без меня делали. Помереть, и то как следует не можете. Лучше бы о молочнике подумали.

БЕРГЕНС. О каком молочнике?

АНТУАН. О Бруно – муже молочницы. Помните, как он молоко приносил, когда она рожала. Тут без вашего папаши не обошлось.

БЕРГЕНС. Развеселил. Да когда она рожала, мой папа уже лет десять как в раю отдыхал!

АНТУАН. А вот когда Бруно рожался, он еще был о-го-го!

БЕРГЕНС. Да мало ли кто на кого похож. Зачем покойников осуждать?

АНТУАН. А я и не осуждаю. А напротив, хвалю, что своевременно изготовил для вас двойника.

БЕРГЕНС. Молочника? Бородатого и хромого?

АНТУАН. Бородатого всегда побрить можно. А что хромой, так ему не кадрили в гробу танцевать.

(Слышится дверной звонок.)

АНТУАН. Кого еще нелегкая несет? (Идет открывать дверь.)

(На пороге стоит молочник БРУНО, заросший и бедно одетый.)

БРУНО. Молочко, свежайшее молочко… только что с фермы.

БЕРГЕНС. Заходи, Бруно, расскажи, как дела на твоей ферме? Много ли у тебя буренок? Ты ведь на соседней улице живешь?

БРУНО. Да, второй дом за ратушью.

БЕРГЕНС. И где свое стадо выпасаешь? На площади у памятника, или на автостоянке?

БРУНО (виновато). На рынке мы… немного прикупаем… не без того…

БЕРГЕНС. И много ли на разнице получаешь?

БРУНО. На чем?

БЕРГЕНС (махнув рукой). Э-э-э, да что с тобой говорить! Деревня. Городская деревня. Как здоровье, Бруно?

БРУНО.. Не жалуемся.

БЕРГЕНС. Понятно… на свежем молочке с асфальтовой фермы. А вот я захворал, помирать собираюсь.

АНТУАН (Бруно). Не хочешь ли подсобить Теодору Эмильевичу?

БРУНО. Мы завсегда рады помочь. Вы платили исправно.

АНТУАН (Бергенсу). Вот вам и помощник.

(Бергенс поднимается, по-дружески кладет руку на плечо Бруно, направляется в сторону «мертвецкой».)

БЕРГЕНС. Бруно, тут такое дело… очень требуется твое участие…

(БЕРГЕНС и БРУНО уходят в «мертвецкую».)

АНТУАН. Да-а-а! А ведь никто и не подозревает о будущей смерти. Но мне хуже всего придется. Захочешь посмеяться, а не положено – в доме покойник.

(Затемнение)

(Появляется свет. По комнате у стен расставлены цветы и венки. Из «мертвецкой» выходят АНТУАН и доктор ДОРИАН.)

ДОРИАН. Антуан, мне очень не нравится эта затея. На карту поставлена моя репутация.

АНТУАН. Доктор Дориан, да как один покойник, да еще мнимый, может вам навредить?

ДОРИАН. Но я подтвердил, что Бруно умер, а он лежит в гробу и жует ветчину.

АНТУАН. Вы подтвердили, что умер Теодор Эмильевич. А Бруно жует? Так время обеда.

ДОРИАН. Стало быть, оба живы.

АНТУАН. Вот и хорошо! На кладбище и так две аллеи с вашими пациентами. Пора бы уж остановиться.

ДОРИАН. А когда все выяснится?..

АНТУАН. …Вы станете очень знаменитым – не всякий способен оживить мертвеца.

ДОРИАН. Но в нашей гильдии так не принято.

АНТУАН. Я знаю, у вас если взялся, то доведете дело до конца. Но ведь надо хоть изредка нарушать традицию. И потом, вы получили гонорар и дали покойнику слово.

ДОРИАН. Теодор Эмильевич жив.

АНТУАН. Да разве это жизнь для такого человека?! Учится хромать в семействе Бруно.

ДОРИАН. Его жена растрезвонить историю по всему городу.

АНТУАН. Чья жена?

ДОРИАН. Новая. Теодора Эмильевича – молочница.

АНТУАН. Да ей-то какой смысл языком чесать? Мужчина, как и раньше, при ней. И не хромает.

ДОРИАН. Но ты же говоришь, учится хромать.

АНТУАН. Самую малость. В силу семейной традиции. Кстати, вы легко можете вылечить его, и это только прибавит вам клиентуры.

ДОРИАН. Не впутывай меня еще в одну вашу аферу.

АНТУАН. Хорошо, пусть человек хромает. Забудем о клятве Гиппократа. А за язычок Катрин не беспокойтесь.

ДОРИАН. Какой Катрин?

АНТУАН. О жене молочника. Она тоже хорошо получит.

ДОРИАН. И как она встретила ваше предложение?

АНТУАН. Молча. И обещала молчать и дальше. А если что-нибудь ляпнет, молочник ее поколотит.

ДОРИАН. Который лежит в гробу вон в той комнате? (Указывает в сторону «мертвецкой».)

АНТУАН. И этот тоже. Но сначала тот, который учится хромать. А вот и он.

(В комнату с шапкой в руке входит БЕРГЕНС. Он заросший, в потрепанной одежде. В другой его руке – бидончик с молоком.)