Театральные комедии. Том 1

АНТУАН (Бергенсу). Бруно, бестолочь кривоногая, сколько раз тебе говорить, молоко у нас оставляют на кухне!

(Бергенс оглядывается по сторонам. Удостоверившись, что посторонних нет, показывает Антуану кулак.

БЕРГЕНС (тихо). Ну как он… поживает?

ДОРИАН. Теодор Эмильевич, лежит. Что ему сделается?

АНТУАН. Наш знаменитый врач Дориан запретил близко подходить к покойнику. Опасается инфекции.

БЕРГЕНС. И правильно сделал, тут не сватовство со смотринами. А Элиза как?

ДОРИАН. Плачет ваша супружница. Вот что вы с ней сделали!

АНТУАН. Да она и при живом-то плакала почти каждый день. Ей не привыкать. Теодор Эмильевич ее так изводил.

БЕРГЕНС. О покойниках плохо не говорят. Пора бы уж запомнить. Особенно, когда он стоит перед тобой.

АНТУАН. Теодор Эмильевич, пожалуйста, не путайте нас. Войдите в наше положение, не упоминайте себя сразу в нескольких лицах.

БЕРГЕНС. А ты не болтай лишнего!

АНТУАН. Вам бы лучше вести себя скромно, как молочник. Вон с Бруно никаких проблем – натурально вжился в роль покойника.

БЕРГЕНС. Достоверно играет?

АНТУАН. Не отличишь.

ДОРИАН. Я наложил немного грима.

АНТУАН. Похож. У меня даже волосы от страха шевелятся.

(Входит ЭЛИЗА в траурном одеянии.)

БЕРГЕНС. Мои соболезнования, мадам.

ЭЛИЗА. Спасибо, Бруно.

БЕРГЕНС. И от супруги моей… Она так убивается.

ЭЛИЗА. Вы оба добрые люди.

БЕРГЕНС. И вся наша улица.

АНТУАН. Да что уж там. Все мы не можем поверить.

БЕРГЕНС (твердо). А я вот верю!

(Элиза удивленно смотрит на Бергенса.)

БЕРГЕНС (опомнившись). …А я вот верю, что супруг ваш обязательно попадет в рай.

АНТУАН. Редкой души был человек.

ДОРИАН. А какой мастер был на выдумки.

БЕРГЕНС. Это у него не отнять.

ЭЛИЗА. А вот завещание за своими выдумками оставить не удосужился. (Вытирает слезы платочком.)

ДОРИАН. Легкомысленность. Но и его можно понять – разве он знал.

ЭЛИЗА. Это у них, Бергенсов, наследственное. Папаша умер без завещания и несерьезно – прямо у своей девки. Мы три года с родственники судились. Этот, слава богу, хотя бы дома.

АНТУАН. Мадам, напрасно вы так о Теодоре Эмильевиче. Я сам видел, как он писал завещание.

ЭЛИЗА. Писал?

АНТУАН. Не знаю, заверил ли у нотариуса или нет. Но писал своей рукой… вот на этом столе.

ЭЛИЗА. Не может быть!

АНТУАН. Попивая винцо…

ЭЛИЗА. А вот это похоже на правду.

АНТУАН. Еще меня спрашивал: Антуан, а как ты смотришь, если я и тебя включу в завещание? А я ему, побойтесь бога, Теодор Эмильевич! Вы что, меньше меня жить собираетесь?

ЭЛИЗА. А он?

АНТУАН. Только рукой махнул. Э, говорит, деревня!

ЭЛИЗА. И где?.. Где эта бумага?

АНТУАН. Не знаю. Он ее писал, переписывал, вычеркивал, что-то вставлял. На следующий день снова над ней работал. Он ведь с детства хотел стать писателем. Вот и писал.

ЭЛИЗА. И все своей рукой?

АНТУАН. Так он другими частями и не может.

ЭЛИЗА. Прямо камень с души свалился.

БЕРГЕНС. Я намедни молоко приносил, так он тоже этой бумагой занимался.

ЭЛИЗА. Завещанием?

БЕРГЕНС. А то чем же. Говорит, над третьим вариантом работаю. Мне эти листы показал. Все исписано, и все по-разному.

ЭЛИЗА. Хороши дела! А даты хоть ставил?

БЕРГЕНС. Не могу знать – глазами слабоват. Смотрел издалека.

АНТУАН. Да не волнуйтесь, мадам. Найдем все три варианта. Что мы, в лесу живем? Чай не иголка. Всего одиннадцать комнат.

ЭЛИЗА (Антуану). Это дело нешуточное. Понятно, сейчас не время… отпевание… погребение… Но народу приедет, как на свадьбу, придется расселять по всему дому. Так что лучше завещание найти сегодня. А то как бы чего не вышло.

АНТУАН. Прямо сейчас и займусь. Слава богу, теперь меня некому дергать по пустякам.

БЕРГЕНС. Будто бы Теодор Эмильевич тебя дергал. Твой хозяин был серьезным человеком. Вчера, например, спрашивал меня, как здоровье? Что думаешь о ценах? По мелочам никого не дергал.

АНТУАН. Да тебе-то откуда его знать? Ты пришел и ушел… а нам тут доставалось, не при покойнике будет сказано… Прости господи, что вырвалось.

ДОРИАН. Да-да, Антуан, придержи язык.

БЕРГЕНС. Очень, очень некрасиво. Если б Теодор Эмильевич знал, что о нем говорить станут, он бы лет на пять раньше умер!

АНТУАН. А доктор зачем? Он и не таких больных поднимал.

БЕРГЕНС. Доктор… Я вон паровоз поднимал.

ЭЛИЗА. Паровоз?

БЕРГЕНС. Поднимал… Но не поднял.

АНТУАН. Напрасно вы, Бруно, так о докторе Дориане. Вы бы ему лучше свое колено показали. А то шатаетесь, как пьяный маятник.

БЕРГЕНС. Да я уж у каких только докторов не бывал.

АНТУАН. Кругом одни шарлатаны. А уважаемый доктор Дориан – специалист. Целитель от бога. Дориан, посмотрите горемычного.

ДОРИАН. Посмотреть можно. (Подходит к Бергенсу.) В какой руке бидон с молоком носишь?

БЕРГЕНС. Вот в этой.

ДОРИАН. Неправильно. Нагрузка на больную ногу. А ну, покажи колено. (Сдавливает Бергенсу ногу.)

БЕРГЕНС. Ой!

ДОРИАН. Подними ногу.

(Бергенс поднимает ногу.)

ДОРИАН. Ну как? Легче?