Читаем Театральные подмостки (СИ) полностью

Да, я сразу понял, что это видение из какого-то таинственного прошлого, странного и необъяснимого, которое так и не стало реальностью. Удивился, конечно, но вовсе не растерялся. А тут ещё воспарил под купол храма словно душа. Я летал невидимый даже для самого себя и видел маму, задумчивую с тихой радостью в глазах, давно умершего отца, одухотворённого и со свечкой в руках. Тут были мои друзья, и самые близкие родичи, родители Ксении, её родственники и дорогие люди.

Всего таинства я не увидел, а зацепил совсем малую часть. Началось вот с чего. Стоят, значит, мой Иван и Ксения на белом плате лицом к царским воротам алтаря, в руках у них венчальные свечи, и батюшка спрашивает жениха:

-- Имеешь или твёрдое расположение, твёрдую решимость взять себе в супруги сию рабу божию, её же видишь перед собою.

-- Имею, честный отче, -- отвечает мой Иван.

-- Не обещался ли иной невесте?

-- Не обещался, честный отче.

Затем батюшка обратился с теми же словами к невесте. Потом читал молитвы, связанные с обрядом венчания. А затем возложил на головы жениха и невесты венцы и, обратив к небесам взор свой и подняв руки, произнёс:

-- Господи, Боже наш! Славою и честью венчай их!

И только он это промолвил, некий таинственный вихрь подхватил меня и швырнул так, что я в мгновение ока оказался в своём театре.

И опять какая-то несуразица! Закинуло меня в кресло первого ряда партера, где-то посерёдке. Справа от себя я увидел Николая Сергеевича Алаторцева, который сосредоточенно и напряжённо о чём-то думал и даже не повернулся в мою сторону. Слева от меня сидела Ольга Резунова. Она скосила на меня хитрые глаза и, казалось, совсем даже не удивилась моему внезапному появлению. Завес был опущен, как перед спектаклем. Я посмотрел по сторонам, назад обернулся и увидел, что зал полон зрителей, даже в проходах стоят. Мало того, в непосредственной от меня близости в первом, во втором и кое-где в третьем рядах сидели актёры и актрисы нашего театра. Прямо за своей спиной я увидел Лизу Скосырёву в окружении Васи Глинского и Кирилла Геранюка. Её муж Володя Шалоберкин сидел немного в стороне рядом с Анжелой Дымовой. Все они о чём-то переговаривались друг с другом, а меня словно не замечали. Но больше меня удивили зрители. Я растерянно смотрел на них и каким-то чувством понимал, что всех этих людей я более или менее знаю. И даже вглядываясь в незнакомое лицо, я мог поклясться, что моя жизнь каким-то образом связана с этим человеком.

-- Ваня, у тебя программки нет? -- мило улыбаясь, спросила Ольга. -- Не знаешь, что за спектакль?

-- Не иначе премьера, -- подмигнул Николай Сергеевич. -- Шутка ли, полный зал!

-- Ой, я так волнуюсь, -- с придыханием всхрапнула Ольга. -- Как будто самой сейчас на сцену.

А меня тихая грусть сковала, совсем не хотелось ни шутить, ни смеяться.

-- Почему все наши в зале? -- тихо спросил я, и не узнал своего голоса. -- А играть кто будет?

-- Был бы цирк, а клоуны найдутся. Сцена пустоты не терпит.

-- Всё загадками говорите, Николай Сергеевич, -- вяло усмехнулся я и вдруг неожиданно для самого себя произнёс: -- А я только что с Ксенией повенчался. Или, лучше сказать, видел, как это бывает... Она правда моя родная душа?

-- А ты что, сам не понял?

-- Понял.

-- Ксения не только твоя любимая и родственная душа, -- захлёбываясь от некой таинственной радости, сказала Ольга, -- вас очень и очень многое связывает!

-- Так много, что я ничего об этом не знаю...

-- Это всего лишь нюансы... Ну что, Николай Сергеевич, я же говорила! Какой же молодец наш Ваня! -- ликовала Ольга. -- И любимую свою нашёл, и венчанье посетил... Суженую и кривыми оглоблями не объедешь!

Николай Сергеевич сдержанно улыбнулся и покачал головой.

-- Ну, достижение пока скромное. Поглядим, что дальше будет.

-- А мне кажется, как раз сейчас и увидим продолжение. После венчания всегда праздничное застолье бывает. Мне вообще по секрету сказали, что это Ванин бенефис будет.

Я молчал. Занавес всё не поднимался, и Ольга опять на меня насела.

-- Вань, не темни, выкладывай: как венчание прошло? Ты в Синичку сильно влюбился? Я страсть как такие истории люблю!

Что я мог рассказать? И так на душе муторно, а тут ещё надо пересмешников забавлять. Покачал головой отрешенно и свильнул в сторону.

-- Эх, Николай Сергеевич, скажите лучше... как же так, вы мне какое-то воскрешение обещали, а я видел себя живым и здоровым в роли Звенигородского?

-- Что же тут удивительного: твоя лучшая роль...

-- Да, но я вроде как умер.

-- Вань, брось, о венчании расскажи! -- не унималась Ольга. -- Тебе понравилось? Невеста счастлива?

-- Вряд ли... Словами не передать... -- отмахнулся я и опять обратился к Алаторцеву: -- Так я жив или мёртв?

-- А кто ж тебя знает! Твоя душа в потёмках...

-- Николай Сергеевич, ну, мне уже совсем не до шуток!

Алаторцев посмотрел на меня внимательно и стал серьёзный, как сизый лунь.

-- А что тут странного... Бывает, жизнь раздваивается для какой-то надобности. Человека никак не вразумишь, пока смертью не ушибёшь... Так и есть: ты одновременно и жив, и мёртв. От тебя зависит, какой вариант останется.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Крылатые слова
Крылатые слова

Аннотация 1909 года — Санкт-Петербург, 1909 год. Типо-литография Книгоиздательского Т-ва "Просвещение"."Крылатые слова" выдающегося русского этнографа и писателя Сергея Васильевича Максимова (1831–1901) — удивительный труд, соединяющий лучшие начала отечественной культуры и литературы. Читатель найдет в книге более ста ярко написанных очерков, рассказывающих об истории происхождения общеупотребительных в нашей речи образных выражений, среди которых такие, как "точить лясы", "семь пятниц", "подкузьмить и объегорить", «печки-лавочки», "дым коромыслом"… Эта редкая книга окажется полезной не только словесникам, студентам, ученикам. Ее с увлечением будет читать любой говорящий на русском языке человек.Аннотация 1996 года — Русский купец, Братья славяне, 1996 г.Эта книга была и остается первым и наиболее интересным фразеологическим словарем. Только такой непревзойденный знаток народного быта, как этнограф и писатель Сергей Васильевия Максимов, мог создать сей неподражаемый труд, высоко оцененный его современниками (впервые книга "Крылатые слова" вышла в конце XIX в.) и теми немногими, которым посчастливилось видеть редчайшие переиздания советского времени. Мы с особым удовольствием исправляем эту ошибку и предоставляем читателю возможность познакомиться с оригинальным творением одного из самых замечательных писателей и ученых земли русской.Аннотация 2009 года — Азбука-классика, Авалонъ, 2009 г.Крылатые слова С.В.Максимова — редкая книга, которую берут в руки не на время, которая должна быть в библиотеке каждого, кому хоть сколько интересен родной язык, а любители русской словесности ставят ее на полку рядом с "Толковым словарем" В.И.Даля. Известный этнограф и знаток русского фольклора, историк и писатель, Максимов не просто объясняет, он переживает за каждое русское слово и образное выражение, считая нужным все, что есть в языке, включая пустобайки и нелепицы. Он вплетает в свой рассказ народные притчи, поверья, байки и сказки — собранные им лично вблизи и вдали, вплоть до у черта на куличках, в тех местах и краях, где бьют баклуши и гнут дуги, где попадают в просак, где куры не поют, где бьют в доску, вспоминая Москву…

Сергей Васильевич Максимов

Культурология / Литературоведение / Прочая старинная литература / Образование и наука / Древние книги / Публицистика
Следопыт
Следопыт

Эта книга — солдатская биография пограничника-сверхсрочника старшины Александра Смолина, награжденного орденом Ленина. Он отличился как никто из пограничников, задержав и обезвредив несколько десятков опасных для нашего государства нарушителей границы.Документальная повесть рассказывает об интересных эпизодах из жизни героя-пограничника, о его боевых товарищах — солдатах, офицерах, о том, как они мужают, набираются опыта, как меняются люди и жизнь границы.Известный писатель Александр Авдеенко тепло и сердечно лепит образ своего героя, правдиво и достоверно знакомит читателя с героическими буднями героев пограничников.

Александр Музалевский , Александр Остапович Авдеенко , Андрей Петров , Гюстав Эмар , Дэвид Блэйкли , Чары Аширов

Приключения / Биографии и Мемуары / Военная история / Проза / Советская классическая проза / Прочее / Прочая старинная литература / Документальное
История русской литературы с древнейших времен по 1925 год. Том 2
История русской литературы с древнейших времен по 1925 год. Том 2

Дмитрий Петрович Святополк-Мирский История русской литературы с древнейших времен по 1925 год История русской литературы с древнейших времен по 1925 г.В 1925 г. впервые вышла в свет «История русской литературы», написанная по-английски. Автор — русский литературовед, литературный критик, публицист, князь Дмитрий Петрович Святополк-Мирский (1890—1939). С тех пор «История русской литературы» выдержала не одно издание, была переведена на многие европейские языки и до сих пор не утратила своей популярности. Что позволило автору составить подобный труд? Возможно, обучение на факультетах восточных языков и классической филологии Петербургского университета; или встречи на «Башне» Вячеслава Иванова, знакомство с плеядой «серебряного века» — О. Мандельштамом, М. Цветаевой, А. Ахматовой, Н. Гумилевым; или собственные поэтические пробы, в которых Н. Гумилев увидел «отточенные и полнозвучные строфы»; или чтение курса русской литературы в Королевском колледже Лондонского университета в 20-х годах... Несомненно одно: Мирский являлся не только почитателем, но и блестящим знатоком предмета своего исследования. Книга написана простым и ясным языком, блистательно переведена, и недаром скупой на похвалы Владимир Набоков считал ее лучшей историей русской литературы на любом языке, включая русский. Комментарии Понемногу издаются в России важнейшие труды литературоведов эмиграции. Вышла достойным тиражом (первое на русском языке издание 2001 года был напечатано в количестве 600 экз.) одна из главных книг «красного князя» Дмитрия Святополк-Мирского «История русской литературы». Судьба автора заслуживает отдельной книги. Породистый аристократ «из Рюриковичей», белый офицер и убежденный монархист, он в эмиграции вступил в английскую компартию, а вначале 30-х вернулся в СССР. Жизнь князя-репатрианта в «советском раю» продлилась недолго: в 37-м он был осужден как «враг народа» и сгинул в лагере где-то под Магаданом. Некоторые его работы уже переизданы в России. Особенность «Истории русской литературы» в том, что она писалась по-английски и для англоязычной аудитории. Это внятный, добротный, без цензурных пропусков курс отечественной словесности. Мирский не только рассказывает о писателях, но и предлагает собственные концепции развития литпроцесса (связь литературы и русской цивилизации и др.). Николай Акмейчук Русская литература, как и сама православная Русь, существует уже более тысячелетия. Но любознательному российскому читателю, пожелавшему пообстоятельней познакомиться с историей этой литературы во всей ее полноте, придется столкнуться с немалыми трудностями. Школьная программа ограничивается именами классиков, вузовские учебники как правило, охватывают только отдельные периоды этой истории. Многотомные академические издания советского периода рассчитаны на специалистов, да и «призма соцреализма» дает в них достаточно тенденциозную картину (с разделением авторов на прогрессивных и реакционных), ныне уже мало кому интересную. Таким образом, в России до последнего времени не существовало книг, дающих цельный и непредвзятый взгляд на указанный предмет и рассчитанных, вместе с тем, на массового читателя. Зарубежным любителям русской литературы повезло больше. Еще в 20-х годах XIX века в Лондоне вышел капитальный труд, состоящий из двух книг: «История русской литературы с древнейших времен до смерти Достоевского» и «Современная русская литература», написанный на английском языке и принадлежащий перу… известного русского литературоведа князя Дмитрия Петровича Святополка-Мирского. Под словом «современная» имелось в виду – по 1925 год включительно. Книги эти со временем разошлись по миру, были переведены на многие языки, но русский среди них не значился до 90-х годов прошлого века. Причиной тому – и необычная биография автора книги, да и само ее содержание. Литературоведческих трудов, дающих сравнительную оценку стилистики таких литераторов, как В.И.Ленин и Л.Д.Троцкий, еще недавно у нас публиковать было не принято, как не принято было критиковать великого Л.Толстого за «невыносимую абстрактность» образа Платона Каратаева в «Войне и мире». И вообще, «честный субъективизм» Д.Мирского (а по выражению Н. Эйдельмана, это и есть объективность) дает возможность читателю, с одной стороны, представить себе все многообразие жанров, течений и стилей русской литературы, все богатство имен, а с другой стороны – охватить это в едином контексте ее многовековой истории. По словам зарубежного биографа Мирского Джеральда Смита, «русская литература предстает на страницах Мирского без розового флера, со всеми зазубринами и случайными огрехами, и величия ей от этого не убавляется, оно лишь прирастает подлинностью». Там же приводится мнение об этой книге Владимира Набокова, известного своей исключительной скупостью на похвалы, как о «лучшей истории русской литературы на любом языке, включая русский». По мнению многих специалистов, она не утратила своей ценности и уникальной свежести по сей день. Дополнительный интерес к книге придает судьба ее автора. Она во многом отражает то, что произошло с русской литературой после 1925 года. Потомок древнего княжеского рода, родившийся в семье видного царского сановника в 1890 году, он был поэтом-символистом в период серебряного века, белогвардейцем во время гражданской войны, известным литературоведом и общественным деятелем послереволюционной русской эмиграции. Но живя в Англии, он увлекся социалистическим идеями, вступил в компартию и в переписку с М.Горьким, и по призыву последнего в 1932 году вернулся в Советский Союз. Какое-то время Мирский был обласкан властями и являлся желанным гостем тогдашних литературных и светских «тусовок» в качестве «красного князя», но после смерти Горького, разделил участь многих своих коллег, попав в 1937 году на Колыму, где и умер в 1939.«Когда-нибудь в будущем, может, даже в его собственной стране, – писал Джеральд Смит, – найдут способ почтить память Мирского достойным образом». Видимо, такое время пришло. Лучшим, самым достойным памятником Д.П.Мирскому служила и служит его превосходная книга. Нелли Закусина "Впервые для массового читателя – малоизвестный у нас (но высоко ценившийся специалистами, в частности, Набоковым) труд Д. П. Святополк-Мирского". Сергей Костырко. «Новый мир» «Поздней ласточкой, по сравнению с первыми "перестроечными", русского литературного зарубежья можно назвать "Историю литературы" Д. С.-Мирского, изданную щедрым на неожиданности издательством "Свиньин и сыновья"». Ефрем Подбельский. «Сибирские огни» "Текст читается запоем, по ходу чтения его без конца хочется цитировать вслух домашним и конспектировать не для того, чтобы запомнить, многие пассажи запоминаются сами, как талантливые стихи, но для того, чтобы еще и еще полюбоваться умными и сочными авторскими определениями и характеристиками". В. Н. Распопин. Сайт «Book-о-лики» "Это внятный, добротный, без цензурных пропусков курс отечественной словесности. Мирский не только рассказывает о писателях, но и предлагает собственные концепции развития литпроцесса (связь литературы и русской цивилизации и др.)". Николай Акмейчук. «Книжное обозрение» "Книга, издававшаяся в Англии, написана князем Святополк-Мирским. Вот она – перед вами. Если вы хотя бы немного интересуетесь русской литературой – лучшего чтения вам не найти!" Обзор. «Книжная витрина» "Одно из самых замечательных переводных изданий последнего времени". Обзор. Журнал «Знамя» Источник: http://www.isvis.ru/mirskiy_book.htm === Дмитрий Петрович Святополк-Мирский (1890-1939) ===

Дмитрий Петрович Святополк-Мирский (Мирский) , (Мирский) Дмитрий Святополк-Мирский

Культурология / Литературоведение / Прочая старинная литература / Образование и наука / Древние книги