Знаете, вообще-то на той свадьбе, семилетней давности, весело было, пьяные шутки и смешные розыгрыши. Я был искренне счастлив, думая, что выдернул счастливый билет. Светилась и Лера, смеялась и с гордостью поглядывала на своих подруг.
И сейчас на сцене было весело, но как-то не так.
Всё происходящее, казалось, подчинено законам сценического искусства. Я пристально смотрел на Ксению, надеясь поймать её взгляд. Но ни она, ни кто-либо другой со сцены на меня не смотрели. Иной раз мне казалось, что кто-то мельком глянул в мою сторону, но я думаю, это случалось невольно.
-- Какой интересный спектакль, -- с болезной улыбкой сказал я. -- Это правда Ксения или актриса какая-то?
-- Я так думаю, ты сердцем должен чувствовать... -- ответил Николай Сергеевич.
-- Сердцем-то я чувствую, да глаза не верят. Какая-то несуразица.
-- Это как сказать... Ксения и тогда была на твоей свадьбе, только ты её не видел.
-- Забавно... И как называется этот спектакль?
-- "Иван не помнящий родства".
-- Понятно...
Ольга оцепенело взирала на сцену и старательно играла раздавленную и убитую горем.
-- Как всё-таки авторы не правы! -- с дрожью в голосе говорила она. -- Какой ужас! Напишут непонятно что, а актёрам потом приходится воплощать в жизнь их гадкие инсинуации...
Николай Сергеевич мельком глянул на Ольгу, затем раздумчиво -- на меня и заговорил с горечью в голосе:
-- Автор как раз всё правильно написал, он вообще Ксении главную роль отвёл. Это уже потом какой-то "гений" всё переиначил, исковеркал, изуродовал... Так оно и бывает. Всё лезем со своими импровизациями, думаем, лучше автора знаем. А на деле, только комплексы свои в искусство переплавляем. Оттого и совсем другой спектакль, и актёров не тех пришлось искать, а главную героиню и вовсе выкинули.
Я воровато оглянулся. Зрители внимательно смотрели на сцену и, казалось, были несказанно увлечены.
Не берусь утверждать -- память лукава, -- но всё, что творилось на сцене, было похоже на то, что происходило и в начале той свадьбы. Те же мизансцены, если проводить аналогию с театром, те же шутки и реплики, всё как под копирку, но до первого поцелуя...
Впрочем, странность началась с загадочного тоста, который произнёс низенький толстенький мужчина лет пятидесяти, в котором я с трудом узнал нашего худрука Бересклета. Меня поразило его лицо, которое стало какое-то одутловатое и совершенно не мужское. И одет он вычурно: жёлтый пиджак, зелёные брюки, розовая рубашка без галстука, а на голове -- странная белая шапочка в виде старинного ночного чепчика, теперь уже без помпончика.
-- Наш Лукавый драматург... -- шепнула мне на ухо Ольга. -- Узнаёшь?
"Надо же, Бересклета Лукавым драматургом окрестили", -- подумал я.
Знаете, есть у худрука ещё прозвище. Женат он на молодой певице Алевтине Гороховой, которая младше его на тридцать с лишним лет. И вот с тех пор, как они поженились, к нему прилипло прозвище Шут Гороховой. А ещё мы его зовём Слава Славе, коверкая его имя и отчество. Он, конечно, об этом давно знает.
Так вот, Бересклет, манерно поигрывая рюмашкой, выдал следующее:
-- В жизни не видал такую красивую пару! Нет никаких сомнений: они созданы друг для друга! Видать, по большой любви свела их судьбинушка. А любовь, сами знаете, понять невозможно... И вот гляжу я на наших влюблённых и свою любимую роль вспоминаю -- роль Джульетты. Вы даже не представляете, как я играл Джульетту! Всю свою душу вкладывал, всё своё огромное трепетное сердце! Как жаль, что Ромео и Джульетте не суждено было дожить до свадьбы. Убило их это бешеное животное... Можно долго спорить с Шекспиром, и я спорил, я пытался вразумить Вильяма, но -- ничего не попишешь. Не вырубишь топором... Печальная история. Но всякий раз, когда я вижу прекрасных влюблённых, которые преодолели все преграды, прошли все испытания, заслужили свою великую любовь -- а здесь как раз тот случай, -- у меня от умиления сердце слезами омывается. -- Бересклет захрипел. -- Извините, комок в горле, не могу сдержать слёз. Так вот я о чём. Стол не ахти какой. Блюда переперчили, перегорчили... Есть невозможно, что ни возьми, всё горько, горько... Горько!
И все сразу подхватили:
-- Горько! Горько!
А я сидел как заворожённый и озадаченно думал: "С каких пор Бересклет в актёры подался и что это за чушь с Джульеттой?"