Читаем Театральные подмостки (СИ) полностью

Жених и невеста дружно поднялись из-за стола и потянулись друг к дружке. Мой Иван нежно прижал к себе Леру, и они, как поют виршеплёты, слились в поцелуе (ну да, так всё и было). И тут всё свихнулось... Случилось нечто страшное... Может, и ничего особенного для тустороннего мира, но у меня с непривычки холодок по спине пробежал. Да и зрители, и все гости за свадебным столом ахнули. Словом, у моего Ивана... голова отвалилась. Падая, она задела чашу с оливье и продолговатую пиалу с деликатесным грибным соусом, и весь салат, обильно политый майонезом, и грибная облива опрокинулись на белоснежное платье невесты. Подпрыгивая, голова докатилась до края стола, упала с гулким стуком на подмостки, покатилась, кряхтя, и к всеобщему ужасу в яму суфлёрской будки срухнула. Причём будка слопала её как живая с удовольствием, с каким-то восторженным чавканьем.

И в этот момент Ксения повернулась в сторону зрительного зала и пристально, с доброй насмешкой посмотрела мне в глаза. Мурашки пробежали по моей спине. А уже в следующую секунду Ксения исчезла. Тотчас же подевался куда-то и Бересклет. И никто этого не заметил за столом. Не заметили, кажется, и зрители.

-- Сыр выпал, с ним была плутовка такова... -- задумчиво сказала Ольга.

Я ошалело смотрел на сцену, чувствуя, как зрители обгрызают мой затылок своими взглядами.

-- Вот ведь как бывает, Ваня, -- с жалостью в голосе говорила Ольга, -- у вас с Лерочкой сразу всё наперекосяк пошло... Прямо со свадьбы. А ты и знать не знал, бедненький...

-- Да-а... смешно... -- вымученно скривился я, и не узнал своего голоса.

-- Скажи уж -- плакать хочется, -- сказал Николай Сергеевич. -- Так всё и было. Документальная хроника.

-- Что-то я не помню, что у меня голова на пол брякалась.

-- Потому и не помнишь... -- бодренько взвизгнула Ольга. -- Не сомневайся, брякнулась что надо! И прямиком -- в пропасть!

-- Насколько я помню, в нашем театре не было суфлёрской будки. При мне, во всяком случае.

-- Пришлось поставить. Вань, всё для тебя...

-- Да уж вижу. Спасибо...

-- Ты, Вань, не думай, ничего особенного, -- сказал Алаторцев. -- Слышал, небось, что пары соединяют на небесах? А вот чтоб разъединить, обязательно суфлёрская будка нужна, без неё никак. То мужу, то жене нужный текст старательно нашёптывают...

Я слушал краем уха сочувствующие стенания Ольги и Николая Сергеевича, а сам напряжённо смотрел на сцену. Мне было, с одной стороны, забавно смотреть на себя, безголового, а с другой -- тревожно как-то, неловко за себя, что ли, свадьба всё-таки.

...Лера презрительно фыркнула, сконфузилась и, схватив салфетку со стола, стала нервно соскребать с себя оливье и грибы. А моё несчастное, обезглавленное тело как ни в чём не бывало село на своё место, положило руки на стол и стало ждать, когда голову принесут. К счастью, ни кровиночки не пролилось (как я понял, кровь тут вообще какая-то... нарисованная, что ли), а то бы, наверно, всех заляпало. Да и рана странная: срез ровнёхонький, как на картинке. Ну, очевидно, здесь это в порядке вещей.

За столом повисла гробовая тишина. Как ни странно, мои мама и папа, казалось, совсем даже не расстроились, а лишь со значением переглянулись, как будто говорили друг другу: вот видишь, что и требовалось доказать!

Мама спокойно и деловито взяла салфетку со стола, расправила её и тщательно прикрыла обезглавленную шею. Ну, чтобы мухи не засиживались.

Моя тогда ещё будущая тёща, незабвенная Зинаида Альбертовна, оправившись от шока, вдруг опомнилась, всплеснула руками и взнялась со своего места. В отличие от своей дочери она довольно грузная женщина.

-- Не беспокойтесь, гостиньки дорогие, обычное недоразумение, пустяки. Сейчас всё исправим, пустяки какие... -- повторяла она, растерянно озираясь по сторонам.

Пунцовая по самую макушку, Лера смущённо пыхтела над своим платьем, и руки её совсем не слушались. Вдруг её перекосило, и она, вскинув яростно сверкающие глаза и нервно дрыгая рукой с испачканной салфеткой, возмущённо выпалила:

-- А что все сидят?! Вы хотите, чтобы я в яму лезла?!

-- Успокойся, доченька, сейчас всё уладим.

-- Что, "успокойся"?! Мне этот обрубок с бабочкой даром не нужен!

Мне стало не по себе. Семь лет назад Лера не была такой злой. Это же неразумно: у нас впереди, "до гробовой доски", долгие годы семейного счастья... А тут оскорбляет при всём честном народе, да ещё в такой светлый и прекрасный день нашей жизни. Я сидел с каменным лицом и боялся повернуть голову. Мне казалось, что весь зрительный зал смотрит на меня, а не на сцену. С моего затылка уже сыпалась стружка.

Мои родственники недовольно шикали. Тётя Валя решила заслонить наш род Бешаниных, поднялась, сверкая молниями из очей, и громыхнула:

-- Это какую такую вы нам невесту подсовываете? Ежли она сейчас нашему Ване голову отломила, то чего дальше будет?

-- Сами безголового жениха хотите втюхать! -- огрызнулась какая-то родственница со стороны невесты. -- На кой он нужен, если у него голова на соплях держится!

Перейти на страницу:

Похожие книги

Крылатые слова
Крылатые слова

Аннотация 1909 года — Санкт-Петербург, 1909 год. Типо-литография Книгоиздательского Т-ва "Просвещение"."Крылатые слова" выдающегося русского этнографа и писателя Сергея Васильевича Максимова (1831–1901) — удивительный труд, соединяющий лучшие начала отечественной культуры и литературы. Читатель найдет в книге более ста ярко написанных очерков, рассказывающих об истории происхождения общеупотребительных в нашей речи образных выражений, среди которых такие, как "точить лясы", "семь пятниц", "подкузьмить и объегорить", «печки-лавочки», "дым коромыслом"… Эта редкая книга окажется полезной не только словесникам, студентам, ученикам. Ее с увлечением будет читать любой говорящий на русском языке человек.Аннотация 1996 года — Русский купец, Братья славяне, 1996 г.Эта книга была и остается первым и наиболее интересным фразеологическим словарем. Только такой непревзойденный знаток народного быта, как этнограф и писатель Сергей Васильевия Максимов, мог создать сей неподражаемый труд, высоко оцененный его современниками (впервые книга "Крылатые слова" вышла в конце XIX в.) и теми немногими, которым посчастливилось видеть редчайшие переиздания советского времени. Мы с особым удовольствием исправляем эту ошибку и предоставляем читателю возможность познакомиться с оригинальным творением одного из самых замечательных писателей и ученых земли русской.Аннотация 2009 года — Азбука-классика, Авалонъ, 2009 г.Крылатые слова С.В.Максимова — редкая книга, которую берут в руки не на время, которая должна быть в библиотеке каждого, кому хоть сколько интересен родной язык, а любители русской словесности ставят ее на полку рядом с "Толковым словарем" В.И.Даля. Известный этнограф и знаток русского фольклора, историк и писатель, Максимов не просто объясняет, он переживает за каждое русское слово и образное выражение, считая нужным все, что есть в языке, включая пустобайки и нелепицы. Он вплетает в свой рассказ народные притчи, поверья, байки и сказки — собранные им лично вблизи и вдали, вплоть до у черта на куличках, в тех местах и краях, где бьют баклуши и гнут дуги, где попадают в просак, где куры не поют, где бьют в доску, вспоминая Москву…

Сергей Васильевич Максимов

Культурология / Литературоведение / Прочая старинная литература / Образование и наука / Древние книги / Публицистика
Следопыт
Следопыт

Эта книга — солдатская биография пограничника-сверхсрочника старшины Александра Смолина, награжденного орденом Ленина. Он отличился как никто из пограничников, задержав и обезвредив несколько десятков опасных для нашего государства нарушителей границы.Документальная повесть рассказывает об интересных эпизодах из жизни героя-пограничника, о его боевых товарищах — солдатах, офицерах, о том, как они мужают, набираются опыта, как меняются люди и жизнь границы.Известный писатель Александр Авдеенко тепло и сердечно лепит образ своего героя, правдиво и достоверно знакомит читателя с героическими буднями героев пограничников.

Александр Музалевский , Александр Остапович Авдеенко , Андрей Петров , Гюстав Эмар , Дэвид Блэйкли , Чары Аширов

Приключения / Биографии и Мемуары / Военная история / Проза / Советская классическая проза / Прочее / Прочая старинная литература / Документальное
История русской литературы с древнейших времен по 1925 год. Том 2
История русской литературы с древнейших времен по 1925 год. Том 2

Дмитрий Петрович Святополк-Мирский История русской литературы с древнейших времен по 1925 год История русской литературы с древнейших времен по 1925 г.В 1925 г. впервые вышла в свет «История русской литературы», написанная по-английски. Автор — русский литературовед, литературный критик, публицист, князь Дмитрий Петрович Святополк-Мирский (1890—1939). С тех пор «История русской литературы» выдержала не одно издание, была переведена на многие европейские языки и до сих пор не утратила своей популярности. Что позволило автору составить подобный труд? Возможно, обучение на факультетах восточных языков и классической филологии Петербургского университета; или встречи на «Башне» Вячеслава Иванова, знакомство с плеядой «серебряного века» — О. Мандельштамом, М. Цветаевой, А. Ахматовой, Н. Гумилевым; или собственные поэтические пробы, в которых Н. Гумилев увидел «отточенные и полнозвучные строфы»; или чтение курса русской литературы в Королевском колледже Лондонского университета в 20-х годах... Несомненно одно: Мирский являлся не только почитателем, но и блестящим знатоком предмета своего исследования. Книга написана простым и ясным языком, блистательно переведена, и недаром скупой на похвалы Владимир Набоков считал ее лучшей историей русской литературы на любом языке, включая русский. Комментарии Понемногу издаются в России важнейшие труды литературоведов эмиграции. Вышла достойным тиражом (первое на русском языке издание 2001 года был напечатано в количестве 600 экз.) одна из главных книг «красного князя» Дмитрия Святополк-Мирского «История русской литературы». Судьба автора заслуживает отдельной книги. Породистый аристократ «из Рюриковичей», белый офицер и убежденный монархист, он в эмиграции вступил в английскую компартию, а вначале 30-х вернулся в СССР. Жизнь князя-репатрианта в «советском раю» продлилась недолго: в 37-м он был осужден как «враг народа» и сгинул в лагере где-то под Магаданом. Некоторые его работы уже переизданы в России. Особенность «Истории русской литературы» в том, что она писалась по-английски и для англоязычной аудитории. Это внятный, добротный, без цензурных пропусков курс отечественной словесности. Мирский не только рассказывает о писателях, но и предлагает собственные концепции развития литпроцесса (связь литературы и русской цивилизации и др.). Николай Акмейчук Русская литература, как и сама православная Русь, существует уже более тысячелетия. Но любознательному российскому читателю, пожелавшему пообстоятельней познакомиться с историей этой литературы во всей ее полноте, придется столкнуться с немалыми трудностями. Школьная программа ограничивается именами классиков, вузовские учебники как правило, охватывают только отдельные периоды этой истории. Многотомные академические издания советского периода рассчитаны на специалистов, да и «призма соцреализма» дает в них достаточно тенденциозную картину (с разделением авторов на прогрессивных и реакционных), ныне уже мало кому интересную. Таким образом, в России до последнего времени не существовало книг, дающих цельный и непредвзятый взгляд на указанный предмет и рассчитанных, вместе с тем, на массового читателя. Зарубежным любителям русской литературы повезло больше. Еще в 20-х годах XIX века в Лондоне вышел капитальный труд, состоящий из двух книг: «История русской литературы с древнейших времен до смерти Достоевского» и «Современная русская литература», написанный на английском языке и принадлежащий перу… известного русского литературоведа князя Дмитрия Петровича Святополка-Мирского. Под словом «современная» имелось в виду – по 1925 год включительно. Книги эти со временем разошлись по миру, были переведены на многие языки, но русский среди них не значился до 90-х годов прошлого века. Причиной тому – и необычная биография автора книги, да и само ее содержание. Литературоведческих трудов, дающих сравнительную оценку стилистики таких литераторов, как В.И.Ленин и Л.Д.Троцкий, еще недавно у нас публиковать было не принято, как не принято было критиковать великого Л.Толстого за «невыносимую абстрактность» образа Платона Каратаева в «Войне и мире». И вообще, «честный субъективизм» Д.Мирского (а по выражению Н. Эйдельмана, это и есть объективность) дает возможность читателю, с одной стороны, представить себе все многообразие жанров, течений и стилей русской литературы, все богатство имен, а с другой стороны – охватить это в едином контексте ее многовековой истории. По словам зарубежного биографа Мирского Джеральда Смита, «русская литература предстает на страницах Мирского без розового флера, со всеми зазубринами и случайными огрехами, и величия ей от этого не убавляется, оно лишь прирастает подлинностью». Там же приводится мнение об этой книге Владимира Набокова, известного своей исключительной скупостью на похвалы, как о «лучшей истории русской литературы на любом языке, включая русский». По мнению многих специалистов, она не утратила своей ценности и уникальной свежести по сей день. Дополнительный интерес к книге придает судьба ее автора. Она во многом отражает то, что произошло с русской литературой после 1925 года. Потомок древнего княжеского рода, родившийся в семье видного царского сановника в 1890 году, он был поэтом-символистом в период серебряного века, белогвардейцем во время гражданской войны, известным литературоведом и общественным деятелем послереволюционной русской эмиграции. Но живя в Англии, он увлекся социалистическим идеями, вступил в компартию и в переписку с М.Горьким, и по призыву последнего в 1932 году вернулся в Советский Союз. Какое-то время Мирский был обласкан властями и являлся желанным гостем тогдашних литературных и светских «тусовок» в качестве «красного князя», но после смерти Горького, разделил участь многих своих коллег, попав в 1937 году на Колыму, где и умер в 1939.«Когда-нибудь в будущем, может, даже в его собственной стране, – писал Джеральд Смит, – найдут способ почтить память Мирского достойным образом». Видимо, такое время пришло. Лучшим, самым достойным памятником Д.П.Мирскому служила и служит его превосходная книга. Нелли Закусина "Впервые для массового читателя – малоизвестный у нас (но высоко ценившийся специалистами, в частности, Набоковым) труд Д. П. Святополк-Мирского". Сергей Костырко. «Новый мир» «Поздней ласточкой, по сравнению с первыми "перестроечными", русского литературного зарубежья можно назвать "Историю литературы" Д. С.-Мирского, изданную щедрым на неожиданности издательством "Свиньин и сыновья"». Ефрем Подбельский. «Сибирские огни» "Текст читается запоем, по ходу чтения его без конца хочется цитировать вслух домашним и конспектировать не для того, чтобы запомнить, многие пассажи запоминаются сами, как талантливые стихи, но для того, чтобы еще и еще полюбоваться умными и сочными авторскими определениями и характеристиками". В. Н. Распопин. Сайт «Book-о-лики» "Это внятный, добротный, без цензурных пропусков курс отечественной словесности. Мирский не только рассказывает о писателях, но и предлагает собственные концепции развития литпроцесса (связь литературы и русской цивилизации и др.)". Николай Акмейчук. «Книжное обозрение» "Книга, издававшаяся в Англии, написана князем Святополк-Мирским. Вот она – перед вами. Если вы хотя бы немного интересуетесь русской литературой – лучшего чтения вам не найти!" Обзор. «Книжная витрина» "Одно из самых замечательных переводных изданий последнего времени". Обзор. Журнал «Знамя» Источник: http://www.isvis.ru/mirskiy_book.htm === Дмитрий Петрович Святополк-Мирский (1890-1939) ===

Дмитрий Петрович Святополк-Мирский (Мирский) , (Мирский) Дмитрий Святополк-Мирский

Культурология / Литературоведение / Прочая старинная литература / Образование и наука / Древние книги