Театральные подмостки (СИ)

Мне почему-то вспомнилась история, где один чудак (не помню его имени) со всей серьёзностью заявлял на голубом глазу, что он в прошлой жизни Вольфгангом Амадеем Моцартом был. Даже какие-то доказательства приводил. Дескать, об этом только сам Моцарт знал. В принципе, интересные вещи рассказывал, отчего привёл известных моцартнистов в замешательство. Сам он был довольно талантливый и известный композитор. Знал назубок все произведения Моцарта и свою музыку, правда, не столь талантливо, старался писать в той же манере. Получалось, может, и коряво, но Моцарт где-то там и впрямь проскальзывал.

Я поделился своими воспоминаниями.

-- Обычная история, -- крякнул Ломарёв. -- Никакой, конечно... как это называется... реинкарнации не было. Настоящий Моцарт опять на Землю не пойдёт, некогда ему. Как будто ему больше делать нечего -- туда-сюда мотаться, опять в этот ужас лезть. Это, Иван, душа того композитора основательно покопалась в жизни Моцарта, поучилась, а заодно и жизненной хронологии нахваталась. Великие тоже люди. У них в жизни всего хватает, есть, чего нарыть и нагрести.

Мне тотчас же представилось, как в моей жизни роются многомиллионные толпы. Ковыряются не для того, чтобы пользу извлечь, а хохмы ради. Мне чудились эти клокочущие от хохота физиономии, сыплющие со всех сторон насмешливые и колкие реплики, и стало как-то муторно.

-- Страшные вещи рассказываете, -- взволнованно сказал я. -- Это что ж, все кому ни лень?.. И души не вмешиваются, когда в их прошлом копаются?

-- А что им вмешиваться? -- сказал Котозвонов. -- Им что жалко, что ли? Наоборот, почётно. Честь и хвала. Это надо ещё заслужить, чтобы твоей жизнью кто-то заинтересовался, а тем более захотел пожить.

Ломарёв, видимо, почувствовал вдохновение, сел на любимого конька и принялся дальше наставлять.

-- Вот так, Иван, у каждого актёра или актрисы своя рубашка есть. Без рубашки -- это уже не актёр, а так... Сейчас многие актёрское ремесло на себя примеряют. А спросишь: где твоя рубашка? Так ведь и не ответит ничего. Без рубашки и в профессию принимать нельзя. Толку не будет. Всех только замучает своей бездарностью и место чужоё займёт. Опять же родиться в актёрской рубашке -- это, Иван, и ответственность огромная, крест и судьба. Это тебе не кольчужка какая, которая от всяких бед бережёт. Ты её беречь должен. И если с трепетом и любовью отнесёшься, много она счастья принесёт. Всю себя отдаст. Такой рубашке и сносу нет. А вот почему у тебя, Иван, так скверно вышло, ума не приложу...

Я вздрогнул. Стало ещё тоскливее, неуютно на мягком актёрском диване, висящим над головами зрителей. А Михаил Петрович принялся дальше раздувать обличительную речь.

-- Пока ты там жизнь свою благоустраивал, душа усердно сокровища актёрского мастерства копила, денно и нощно старалась без всякого перерыва на обед и сон. Всё делала, чтобы талант большал и большал. Всё готова была тебе передать, лишь бы ты людей радовал. А ты что-то не так сделал, обидел её как-то... Сам-то понимаешь, где по-свински поступил? -- с этими словами он вырезал у свиньи приличный кусок окорока и переместил в свою тарелку.

Последние слова прозвучали не с насмешкой, или со злорадством, или с равнодушной констатацией фактов, а с какой-то странной обидой. И меня сразу обожгла мысль: "Если актёры на сцене ненастоящие, и зрители, и Гоголь тоже, тогда, быть может, и Михаила Ломарёва с Василием Котозвоновым моя душа тоже придумала и создала? Почему они прячут свои настоящие лица за образами Гоголевских помещиков? Всё-таки сомнительно, чтобы великого актёра Михаила Ломарёва, которого любили и любят миллионы, Бог покарал за то, что он с любовью и на совесть перевоплощался в своих героев. Неужели это всё игры разума? Выкрутасы сознания в тустороннем мире? Откуда эта обида? Неужели сама душа мне читает нотации, пытается вразумить или натолкнуть на что-то? Что же она мне хочет сказать? Да уж, свихнёшься в этом театре!"

Я задумчиво и внимательно посмотрел на Ломарёва, потом на Котозвонова и решил своё открытие оставить при себе.

-- Мне самому горько, -- тихо и виновато ответил я. -- Душа собирала, копила... Но... знаете, здесь, конечно, у вас всё грандиозно и потрясающе, вот только люди этого никогда не увидят. Вот и скажите мне: зачем душа старалась, когда мне всё это не пригодилось и уже не пригодится никогда? Конечно, я виноват, и всё же... неправильно это. Разве не обидно, когда всё зря?

-- Значит, не понимаешь... -- вздохнул Ломарёв. -- Тебе обидно... А душе твоей знаешь как обидно! Она от всех этих переживаний даже с ума сошла...

-- Это как?

-- Как, как... Обычная история: ты на свою душу внимания не обращал, подсказки её не слушал, знаки игнорировал, а главное, от любви отмахнулся, она и ушла... в мечты, в творчество, так сказать, закрылась в своём вымышленном мире. А ты как хотел? В твоей жизни любви не было, а душе без любви никак нельзя. Для души это смерти подобно!