Тебе, Россия!

Уже не вспомнить ни числа, ни даты,
Когда тот снимок в душу мне запал.
Пожалуй, так встречаются солдаты,
Кто по Европе доблестно шагал
В тот день великой нашей славы,
Когда победу отмечает весь народ.
И мы гордимся подвигом Державы,
Остановил фотограф эпизод.

Пока людское море бушевало,

В сторонке тихо ветеран стоял.
Его листва собою закрывала,
В руках его букет цветов дрожал.
Стоял и ждал, когда утихнут страсти,
Когда не будет зрителей вокруг,
Не мог поверить этому он счастью —
Во всей красе на постаменте друг.
А вот когда вся площадь опустела,
Он осторожно к танку подошел,
Душа от счастья плакала и пела,
Он номер бортовой рукой прошел.
Ему он прошептал: «Ну здравствуй, друг.
Тебя я наконец-то отыскал».
И по щеке у ветерана вдруг
Слеза скатилась, сразу замолчал,
Он лбом к броне холодной прикоснулся
И слез ему уже не удержать.
Он в память о войне опять вернулся,
Он так стеснялся в голос зарыдать,
Он гладил танк, а слезы все катились,
И он как с другом с ним заговорил.
Все те кто видел это – изумились,
Но к старику никто не подходил.
А он шептал: «Ты помнишь, под Москвою,
Когда Сереги нашего не стало,
Ты закрывал оставшихся собою,

И в том бою досталось нам не мало.

А те бои, ты вспомни, подо Ржевом,
Мы в контратаку яростно пошли.
И в том броске убийственном и смелом
Машин шестнадцать – все покой нашли.
А как под Киевом тебе латали зад!
Ты так смешно смотрелся с дыркой!
Тогда заплатке новой ты был рад,
И закрывал меня, когда мы с Иркой…
А вспомни, тот последний бой у Праги…»
Но ветеран внезапно замолчал,
Комок сглотнул: «Хватило нам отваги,
Но над погибшими так долго я кричал…
Уже тогда три дня как победили,
И не хотелось больше воевать,
Но нас опять о помощи просили,
И приходилось снова умирать.
О, я так рад, что смог тебя найти!
Уж мы с тобой остались только двое.
Осталось мало жизни впереди,
Со старостью не выдержать мне боя,
Но каждый год, я буду приезжать,
Пока мне хватит сил к тебе приехать
Когда уйду, старайся мир держать,
Твой образ миру не помеха!»
И ветеран броню поцеловал,
И перед танком встал он на колени.
А я смотрел, и сам почти рыдал…
Какой ценой! Для многих поколений!

Я после молча к танку подойдя,

Броню погладил, голову склонил.
«Букет ромашек, это для тебя!
Меня прости, что раньше не носил».

Исход