Тебя все ждут

Как бы то ни было, думал я, хорошо, что у меня есть работа. Марина успела ответить на радиограммы № 3 и № 6: деньги приходят, с Сей Сеичем всё нормально, лечение продвигается… Больше мне ничего и не было нужно. Я даже почти не разозлился на то, что Марина опять нарушила правила: шоубоссы ясно предупреждали, никаких внешних тем. Отрубили – и ладно, и хорошо, не дали ей поехидничать насчёт Машки и Оленьки, поязвить.

Что касается Оли… Увы, пока никакого развития. Скорее, наоборот: как с рейтингами, у меня появилось чувство, что струны ослабевают, настройки сползают… Переписка, которая вроде бы так хорошо наладилась, сошла на нет. Мне мерещилось, что Ольга с маменькой обсуждают меня за спиной, а со мной разговаривают нехотя, почти как до Варькиного приезда…

Кстати, маменька очень сильно сдала. Даже мы с Ольгой, здоровые, молодые, неимоверно устали за восемь месяцев непрерывной работы, а Людмила Ивановна просто выдохлась. Всё забывала, всё путала. Неприлично кричала на слуг, швыряла предметы. В конце июня слегла с гипертоническим кризом – не выдуманным, настоящим. Оля ухаживала за ней, даже меня пару раз допускали к одру: в комнате остро пахло валокордином и старостью. Я ждал со дня на день, что её уберут, как в своё время старого графа.

Правда, нужно признать: даже в таком изношенном виде маменька бесперебойно аккумулировала и ретранслировала информацию. От одной из приятельниц она узнала, что в Москву должен приехать английский доктор – тот самый, которого Машка так воспевала.

Думаю, всё это время жадные шоураннеры торговались с агентами Мэтью Йовича – и наконец ударили по рукам. Конечно, я предвкушал, как мы с Йовичем вместе окажемся в кадре. Чувствовал лёгкий мандраж: чёрт знает, вдруг в них правда какое-то невероятное обаяние, в этих мировых звёздах? Или просто раскрученное лицо? А может, наоборот, окажется, что я сильнее? Может, увидит меня и скажет: старик, я всю жизнь тебя ждал, как раз есть проект с близнецами, поехали в Голливуд, поработаем вместе?..

Ещё из новостей: наконец, стало ясно, почему граф Дашков (он же Костя Красовский) в сценарии именовался «Шах». Очередная маменькина собеседница рассказала: в Персии, куда Костя смылся после дуэли, его принял и обласкал главный правитель, Фатали-шах, и сделал его при себе чуть не первым министром. Теперь у Дашкова дворец в Тегеране, и зовут его Шах-Даши́. Это не всё: узнав, что в гареме некоего визиря томятся две наложницы-христианки, одна русская, другая не то грузинка, не то армянка, он им устроил побег. Теперь барышни прячутся во дворце нашего Шаха-Даши, а визирь сделался его заклятым врагом…

Я встревожился: эти легенды звучали как артподготовка к Костиному триумфальному возвращению. Маменька за столом взахлёб рассказывала про наложниц, а я тайком поглядывал на сестру…

* * *

Должен признать, что шоубестии своего добились: я полностью вжился в придуманный ими мир. Мне нужно было сделать внутреннее усилие, чтобы вспомнить, что где-то живут мои настоящие родственники, где-то стоят дома по четырнадцать этажей и в одном из таких домов у меня есть квартира, где-то ездят машины, где-то, поставленные на паузу, ждут дела. Казалось, всё это далеко-далеко…

Ни разу за восемь месяцев я не убрал со стола. Не вымыл за собой чашку, не сложил одежду. Я подставляю руки и шею Дуняшке, утром она меня одевает, вечером раздевает, я даже не обращаю на это внимания, думаю о своём…

В первые месяцы я ужасно мучился от неподвижности: во всём теле, в мышцах было томление, как с похмелья, – хотелось вытянуться, напрячься, встряхнуться, хотелось вскочить и бегать, кататься, лягаться… потом прошло.

Я толстею. Ещё всякие мелкие нелады со здоровьем… не буду описывать.

Очень изматывает бессонница. Тоже, видимо, от недостатка движения. Лежу часами и думаю о том о сём, пока комната не начинает сереть. Сейчас лето, светает рано. Я узнаю, что приближается утро, когда на полу за ширмой становятся видны тёмные полосы – следы, продавленные коляской. Скоро снова вставать, ехать в ванную…

Да, вот ещё – шоураннеры обленились вконец. Поначалу каждый сценарий, вклеенный в мою настольную Библию, занимал страниц двадцать, а то и тридцать. Но постепенно этот объём сокращался: до десяти страниц, до пяти, до одной. Я отыгрывал целые сцены на чистой импровизации.

В тот день, о котором я хочу рассказать, шоутрутни отделались парой строчек: «Даже если вы возмущены, найдите силы проявить великодушие». Гороскоп из печенья…

2

Утро прошло как обычно, а после обеда выяснилось, из-за чего я должен был возмутиться. Ферапонт перехватил письмо: горничная Агафья выбежала на двор, вернулась, что-то пряча за пазухой, Ферапонт задал полушутливый вопрос, та растерялась, Ферапонт понял, что дело нечисто, и быстро заставил Агафью сознаться: посыльный принёс письмо для Варвары Кирилловны; от кого, горничная не знала.