Тебя все ждут

Я сломал сургуч и прочёл, стараясь держать листок на виду у камер: «Со вчерашнего вечера участь моя решена: быть любимым вами или умереть. Мне нет другого выхода…» Кто бы это мог быть? Корнет Хвостиков? Где-то я уже видел этот каллиграфический почерк с захлёстами и вензелями… Письмо было подписано «Любящий вас Иван Крывелёв». И фамилия вроде знакомая… Крывелёв… Да ведь это Онуфрич!

У меня глаза полезли на лоб. Семнадцатилетняя Варенька, почти подросток – и старый лысый Онуфрич?! «Я знаю, родные не отдадут вас, на то есть могу-щественные причины. Но если вы сколько-нибудь меня любите, то никакие силы не воспрепятствуют нашему счастью. Нынче же вечером я увезу вас, и мы обвенчаемся…»

Я послал за Онуфричем (возмущённо, как мне предписывал гороскоп). По сценарию, он жил недалеко. Мне и раньше случалось его вызывать, когда нужно было утрамбовать несговорчивого кредитора.

Я ждал, что он станет оправдываться, вилять, – но Онуфрич принял спокойный, холодный вид, чуть ли не высокомерный. Увидев своё письмо распечатанным, усмехнулся:

– Изволили прочитать? Я нарочно выбрал самую глупую из служанок. Чтобы попалась наверняка.

– Объяснитесь!

– Я написал совершенную правду, граф. С первой минуты, как я увидел Варвару Кирилловну, я полюбил её всей душой, всем своим существом. Полюбил больше всего, что для меня дорого в мире…

Как же это работает? – думал я. Для меня лысинка на макушке – конец. Я не знаю, как быть, как играть. А этот гриб, старше меня лет на десять, ниже на две головы, некрасивый, со своим несуразным голым котлом – не смешон!

– …Я имею некоторый капитал, небольшой, но достаточный. Я вдовец. Я свободен. Не свободен лишь от мыслей о Варваре Кирилловне, от своей любви к ней. Я ничего не желаю так, как провести с нею остаток жизни. Уехать с ней за границу…

– А она? Неужели она любит вас?

– В это трудно поверить? Да, мы с Варварой Кирилловной объяснились… Она дала мне надежду.

– Как это понимать?

– Если я буду иметь ваше согласие, я увезу её нынче же ночью. Завтра мы обвенчаемся. В селе Каменке у меня готова подстава. Она вывезет нас на Варшавский тракт, и на почтовых мы поскачем в Европу.

– Зачем эти ухищрения? Отчего вы не можете объявить обычным порядком?..

– Вследствие трёх причин.

Знакомая юридическая интонация.

– Причина первая… даже, если позволите выразиться, первейшая – это приданое. Или, лучше сказать, отсутствие онаго. Желание соблюдения общеупотребительных правил, приличий – и невозможность сего. Ведь по этой причине вы отказали несчастному Хвостикову, не так ли? Я избавлю вас от хлопот. Вы сохраните достоинство, я же приобрету счастье жизни…

– Положим, я отказал корнету прежде всего потому, что сама Варька… Варвара Кирилловна не желала… Дальше!

– Вторая причина относится к области ещё более деликатной. Варвара Кирилловна – незаконная дочь. Она это болезненно чувствует. Скажу прямо: ей тяжело и неловко жить в вашем доме. Простите, что выражаюсь без околичностей, но это так. Она готова бежать хоть сейчас же, хоть на край света, почти с кем угодно… сегодня. Но что будет завтра? Кто знает?

Наконец-то глазки Онуфрича разморозились, заблестели, как раньше:

– Надо ковать железо, пока горячо. Карпе диэм![16]

Он сделал большую паузу.

– Вы сказали, что причин три. Какова же последняя?

Онуфрич вздохнул, как если бы не хотел говорить.

– Вы, верно, помните, граф, что меня в своё время прислал к вам князь Иоанн Ростиславович. Впоследствии вы имели неосторожность выгнать его сиятельство вон. Не мне судить. Факта инфекта фьери нэквент[17]. Но… Ваше сиятельство, вы не знаете, какого опасного врага нажили… К слову скажу: ваше дело проиграно.

– Дело?..

– О вашем наследстве. Я из верных источников знаю, что не сегодня-завтра к вам явятся экзекуторы. Его сиятельство имеет связи везде, в высших сферах… – понизил голос Онуфрич, – вплоть до высочайших. Князь Иоанн давно стёр бы вас в порошок, если бы не упорство князя Мишеля, который не отступился от своего намерения в отношении графини Ольги Кирилловны…

Я пытался переварить информацию. В том, что Онуфрич увезёт Варьку, вроде бы ничего страшного не было. Пускай катятся… по Варшавскому тракту.

Насчёт «экзекуторов»… Что они сделают? Выгонят нас из дома? Куда?..

Теперь Мишель… Сам по себе он большой тревоги не вызывал: Мишель, то есть Камиль Файзуллин, – слишком востребованный и успешный актёр, думал я, не позарится на моё место… Но всё равно неприятно, что кто-то опять хочет втемяшиться между Олей и мной. Мне не верилось, что её охлаждение – навсегда. Вот, например, зимой она разговаривала со мной сквозь зубы, смотрела косо, потом наступила весна с репликой: «Я тебя́ люблю»… Сейчас Онуфрич увезёт Варьку, маменька вот-вот скопытится, и останемся мы вдвоём… И, кстати, приедет Йович из Голливуда, вылечит меня, я поднимусь с коляски – и…

– Подождите, Иван Онуфрич, я отвлёкся. Что вы там говорили про князя Мишеля?