Тебя все ждут

Наконец он всё-таки показался из-за угла: я впервые увидел его не в мониторе, а непосредственно – сначала лишь силуэт на фоне подсвеченной фотографии сада. Он снова остановился: заметил охранника у двери. Меня всё ещё не засёк.

– Алексей, посмотрите направо, – сказал я в микрофон (он услышал в наушнике). – Ещё правее. Ага. Подходите.

Обычно на сцене и на экране человек кажется более крупным. Многие из самых лучших, из самых известных актёров – коротышки, сморчки. А в кино играют супергероев.

В случае с А. оказалось наоборот. Вживую он выглядел больше, чем на экране, – и как-то значительней, интересней: красивый рослый мужчина с большими руками, с надёжным рукопожатием. И что-то новое появилось в его лице. В лице, в глазах.

Он тоже разглядывал меня, как будто видел впервые в жизни… Я только через пару мгновений сообразил, что так и есть: это я его знал как облупленного, а он-то со мной действительно никогда не встречался.

– «Святая святых»? Отсюда вы всем управляете?

Как хорошо я знаю эту общую для актёров манеру – сходу заполнить собой пространство, перетянуть одеяло: глубокий голос, поставленная интонация, широкий жест, которым он обвёл мой блиндаж – стол, открытый сейф, мониторы…

На правом экране, в приглушённых ночных цветах, в лунном свете – такая знакомая ему комната: ширма, угол кровати, подушка, а на подушке он сам – глаза закрыты, посапывает во сне. В верхнем углу красный кружочек и надпись «Live».

– Интернет-эфир, – кивнул я.

А. поморщился, непроизвольно приподнял руку:

– Я вас слышу и тут, и там…

Он говорил про таблетку-суфлёр в ухе. Туда звук мог приходить с маленьким запозданием, как бы с эхом, от этого возникал дискомфорт. Я выключил микрофон на столе. Пояснил:

– Взяли летнюю запись.

– А почему так нельзя было делать раньше?.. всегда?

Он имел в виду: почему все эти месяцы его заставляли здесь ночевать, не выпускали из павильона, если можно было ночью показывать запись. На самом деле, выход наружу сломал бы его настрой, ту аристократическую прозрачность, которая так заметна была сегодня во время бала, разрушил бы аутентичность эмоций. Но я не стал углубляться, а сказал просто:

– Зрители очень дотошные. То, знаете, у мундира манжеты не того цвета, то нашивки не те… Сравнят вчерашний эфир, сегодняшний, позавчерашний – заметят, что вы на второй минуте всегда вздыхаете, на третьей переворачиваетесь…

– А можете показать какой-нибудь настоящий кусок? Где я не сплю? Чтобы мне посмотреть на себя?

– Сейчас у меня, к сожалению, мало времени… И потом… Нам нужно будет обсудить коррекцию договора…

– «Потом»?

– Да. У нас возникли финансовые проблемы…

– Большие?

– Очень.

– А что вообще происходит? Во внешнем мире?

– Ох, это мы до утра не закончим…

– Как в Белоруссии?

– Нет… Всё нормально.

– «Потом» финансы, я понял. А что сначала?

– Сначала… Вот, прочитайте это письмо. Я на пять минут вас оставлю.

6

– Капитан корабля;

– главврач больницы;

– начальник тюрьмы;

– командующий военной частью;

– заведующий полярной станцией или геологической экспедицией, согласно действующему в России законодательству, вправе: удостоверить личность, зарегистрировать брак, подтвердить рождение или смерть.

Иногда этот статус почётен, а иногда хочется, чтобы на твоём месте был кто-то другой. И командиру хочется, и капитану, и мне.

Как я уже говорил, в данной книге я воспользовался своим правом на цитирование и публикацию всего того, что написал А., находясь на площадке «Дома Орловых». Однако я не могу дословно цитировать то, что было ему написано третьими лицами (в данном случае, его женой). С другой стороны, ничто юридически не запрещает мне пересказать письмо жены своими словами.

Жена А. написала, что их сын («Сей Сеич», «Сейка», как его называл А.) умер третьего августа. На восьмое августа был запланирован сеанс связи с А. Понадеявшись на свои силы, она не отменила этот сеанс. Но минуты через три-четыре почувствовала, что расплачется, и закончила разговор.

Предпоследний сеанс связи (в конце июня) она тоже свернула, когда поняла, что теряет контроль над собой. Алексей-младший был жив, но развязка была уже предсказуема…

Марина писала, что он умер спокойно, без сильных болей. Передавал папе спасибо за дорогое лекарство, вообще за всё; просил передать, что гордится им, но жалеет, что они не увиделись.

Следующий фрагмент письма содержал противоречивые утверждения. Собственно, почти каждая фраза перечёркивала предыдущую. Марина писала, что хочет побыть одна; что не уверена в том, что готова продолжать совместную жизнь с А. (или с кем угодно другим), – но в то же время нуждается в помощи и в понимании. Она отдавала себе отчёт в том, что А. оказывает ей чрезвычайно существенную поддержку, снимаясь в «Доме Орловых», – однако он вправе (писала она) закончить эти съёмки в любой момент. Это право он (по её словам) имел и раньше, с первого дня. Она признавалась, что не знает сама, чего хочет; просила прощения; наконец, предлагала А. поступать так, как он сам сочтёт нужным, никоим образом не ориентируясь на неё.