Тебя ждёт наказание

– Без моей помощи ты долго будешь искать. И, может, не было бы у меня детей, я бы плюнул, но как представлю, что вернусь домой, а там пусто, холод по спине пробегается, – в подтверждение своих слов Лёха вздрагивает и мотает головой, отгоняя представленную картинку.

– Спасибо, – искренне говорю я и протираю уставшее лицо ладонями.

– Нам эти записи ничего не дадут, кроме даты рождения. Вряд ли где-то есть информация о том, куда ребёнка увезли, – размышляет друг.

– Надо с чего-то начать, – обречённо говорю я.

– Да, а именно с имени врача, который принял твою… прости, как её?

– Анна Белозёрова…Тьфу ты, Ковалёва она была в то время.

– Тебе надо выспаться, – хмыкает Лёха. – Выглядишь хреново.

– Знаю, но спать не могу. Совесть мучает, что при живых родителях мой сын живёт в детском доме. И столько мыслей в голове… А если его усыновили, а если он…

– Так! Отставить панику! – включает мента, зыркнув на меня строгим взглядом. – Для начала надо его найти, а там посмотрим.

– Да, – опускаю голову, тяжело вздыхая.

Лёха прав, конечно, но что будет, если его правда усыновили? Что я буду делать? «Здрасти, я отец этого ребёнка, верните мне его». Бред какой-то! А мальчик? Он сам-то как отреагирует? Ему уже пять лет, он всё понимает.

Чёрт!

– Вот, только быстро, – раздаётся голос женщины, и на стойку перед нами падает растрёпанная папка.

Только пальцами коснулся её, как Лёха резко схватил и, открыв, быстро пробежался по справкам.

– А где можно найти Елену Николаевну? – спрашивает друг, пока я сверлю его глазами в ожидании.

– Да кто ж знает, – пожимает плечами женщина и отводит взгляд.

– Уверен, вы знаете. Вы ведь глаза и уши этой больницы, – полушёпотом говорит Лёха, и снова на его лице появляется улыбка, от которой женщины краснеют.

– Ой, скажите тоже, – смущённо улыбается. – Она уволилась пару лет назад. Говорят, она какое-то наследство получила и приобрела дом в престижном посёлке, – заговорщицки проговаривает. – Но ходили слухи, что никакого наследства не было, и она охмурила богатого старика. Ходил к ней тут один, статный такой, дорого одетый, – мечтательно описывает того несчастного.

Могу предположить, что этот старик мой отец, и наследство это она получила за то, что объявила моего сына мёртвым.

– Адрес не подскажите? – продолжает друг.

– Точно не знаю, но название посёлка скажу, – обрадовала своим ответом.

Получив название посёлка, мы с Лёхой направились сразу туда. Я уже в предвкушении, что осталось не так долго, и я увижу нашего сына. Сомнений нет, что эта дамочка нам всё расскажет, я настроен серьёзнее некуда, и из её дома без всей информации я не уйду.

Найти посёлок и сам дом большого труда не составило, всё же друг у меня в органах работает. А вот разговорить Елену Николаевну оказалось труднее. Женщина упиралась до последнего, до моего последнего слова.

– Денег ты больше не увидишь, он при смерти, и переводы больше не поступят, – шиплю я, нависая над ней.

Она не испугалась угроз привлечь её к ответственности перед судом, которым так раскидывался Лёха. Женщина не дура и понимает, что доказать нам её вину не удастся, да и наверняка подстраховалась, заметая все следы, ведущие к ней. А вот лишиться регулярных выплат она испугалась.

По дороге сюда я позвонил своему бухгалтеру, приказав выяснить всё о счетах отца и докладывать мне незамедлительно. Я и не сомневался, что он до сих пор переводит деньги этой суке за её молчание. Иначе содержать дом в таком посёлке, не имея постоянного рабочего места, а, собственно, и дохода – невозможно. Да и в таких случаях люди, почувствовав власть, будут тянуть со своих жертв деньги до последнего вздоха.

Естественно, мои догадки оправдались, и с одного из счётов отца через подставные фирмы идёт ежемесячный перевод на счёт Елены Николаевны. После его смерти всё его состояние перейдёт ко мне, а значит, и выплаты прекратятся.

– Козёл старый, – тихо ругается женщина и отворачивается. – Не знаю я ничего…

– Хватит в уши мне заливать! – рычу, схватив её за шиворот. – Иначе он выйдет, – киваю на стоящего рядом друга. – Я газ открою и взорву дом вместе с тобой и со мной. Мне терять нечего уже, – на полном серьёзе заявляю я.

Лёха молчит, может думает, что блефую, а может и не сомневается в моих словах. И не был бы он в прошлом тем ещё отморозком, притормозил бы меня. Но в органы он пришёл из незаконной группировки по своим причинам и, поняв, что быть по эту сторону ему выгодно, так и остался, помогая старым друзьям вроде меня. Как он это провернул, я не знаю, да и знать не хочу.

– Ладно, – поняв, что я не шучу, женщина сдаётся. – Ребёнка я лично увезла, чтобы наверняка, – прочистив горло, проговаривает она. – Он был слаб, мог не выжить, а я дала клятву… – её прерывает моя нервная усмешка. – Я продержала его в нашей больнице, пока мальчик не окреп, а после отвезла в дом малютки в двести километров от города. Что было с ним дальше, я не знаю, не интересовалась. Но оттуда детей распределяют по детским домам. Так что я понятие не имею, где он, – откинувшись на спинку стула, она смотрит на нас с гордо вскинутой головой.