Дворцовые перевороты, занявшие целый век, были настойчивыми попытками среднего класса – дворян, получить доступ к доходам, создаваемым экономикой страны. Управление властью было надежно закрыто от них нищетой, и олигархия приближенных к престолу спокойно «пилила» казну и активы: менялись действующие лица – сподвижники Петра, остзейские бароны, русская аристократия, – ситуация оставалась прежней. Первое время дворянство было аполитичным и просило единственно не задерживать выплат по службе и не бить почем зря. Однако по мере роста международного рынка мотивация недвижимостью и людьми становилась необходимой ради политической поддержки, и волны земельных раздач росли с каждым новым переворотом. Бедность дворян определила политические заговоры вплоть до Екатерины II включительно; после ее царствования перед заговорщиками встали вопросы внешней политики и изменения институционального режима 492 .
Ко времени императрицы голландский капитал вышел из прямой торговой конкуренции с компаниями остальных стран, перейдя к масштабным финансовым операциям: приходят времена, которыми и запомнился XVIII в. Российское дворянство получает свободу от обязательной службы 493 и устремляется в деревни и города обустраивать хозяйство – наступает экономический, политический и культурный расцвет 494 . Растущий рынок и предложение капитала вызвали появление множества предприятий и мануфактур на селе и в городах. Европейские и российские города требовали хлеба, производимого дворянскими хозяйствами. Этим двигалась внешняя политика государства, на амстердамские займы приступившего к аннексии Белоруссии, Украины и Северного Причерноморья 495 . Коррупция магнатов и происки соседей к тому времени превратили Польшу в «failed state», по той же причине Турция оказалась не в состоянии сопротивляться русским войскам.
Указ о вольности дворянству создал мелких предпринимателей и интеллигенцию, которые все царствование Екатерины рассуждали о свободах и эффективном управлении. Но те же процессы приватизации и экономической либерализации, которые вызвали столь живое биение мысли, привели к обширным восстаниям крестьян, чей тяжелейший труд содержал общественное богатство. Стремление сохранить институциональный режим и упорядочить управление растущего сообщества вели к централизации контроля и ужесточению внутренней политики. Начало новой централизации было положено Г. Потемкиным; к XIX в. общеевропейский кризис и Французская революция сделали относительно либеральный режим административно-полицейским.
Россия поначалу отнеслась к революции безразлично, так как считала нелишним осложнить жизнь Британии и Австрии. Но стремительная экспансия Наполеона и хрупкость политических режимов европейских монархий заставили изменить точку зрения, а британские фунты вывели русские полки на поля сражений. Сумей Франция заменить Британию в качестве главного внешнеторгового партнера России, и с гегемонией Лондона было бы покончено. Но Париж специализировался на роскоши и ничего не желал от Петербурга взамен, кроме денег и политической покорности. Континентальная блокада лишала российских землевладельцев доходов, а следовательно, и покорности, так что финальная схватка была предопределена уже в день подписания Тильзитского мира 496 . Нашествие Наполеона стало неизбежным, и не начни Франция войну первой, это пришлось бы сделать России.
Священный Союз, созданный после войны по инициативе Александра I, не только закрепил еще недавно казавшийся анахронизмом политический режим абсолютных монархий и роль России в качестве «жандарма». Другой его стороной было «европейское равновесие» – центральный момент британской политики (а позднее американской, когда от Союза не осталось даже воспоминаний) на протяжении XVIII, XIX и первой половины XX в. Европейская интеллигенция не случайно считала Российскую империю оплотом политической реакции. Не имея многочисленной городской буржуазии, сосредоточив большую часть активов в руках государства и верхушки аристократии, Россия была обречена и на крепостное право, и на абсолютную монархию: попытки демократизации обернулись бы еще б