TEENариум. Антология невероятных историй

– Ага, – хмыкнула Карина, поправляя длинный черный хвост, – помню я, как мы зимой на горках погуляли…

– Я не виновата, что она тогда в сугроб угодила и лоб ушибла. Послушайте, она все-таки не кукла, она понимает все, о чем мы говорим. Прикиньте, да? И может обидеться, наверное.

– И разреветься, – вздохнула Оля. – Ладно. Давайте о другом. Вчера эта училка…

Но слушала я вполуха. Алевтина опять углядела что-то на асфальте и попыталась немедля на него усесться. Потом она увидела что-то на заборе, еле от него отлепили. Потом она немного похныкала, но, к счастью, мы уже дошли до магнолий, и она радостно вытаращила на них бледные зенки. Какое-то время можно было спокойно перемыть кости училке и паре одноклассников, которые умудрились втюхаться в одну девчонку из параллельного класса.

О том, что в одного из них, Алешку, влюбилась еще и Карина, все деликатно промолчали. Но кости ему мыли с особым старанием.

– Обезьяна он долговязая!

– Ага. И зубрилка. На каждом уроке все-то он знает!

– Только и умеет, что зубрить. И мяч в корзинку швырять. Скачет по залу, как… обезьяна!

Впрочем, если честно, я Алешку обезьяной совсем не считала. И вообще, он неплохой и симпатичный. Вчера вдруг принес мне пару детских сережек с котиками и такой же кулон на шнурке.

– У тебя же сестра младшая, – говорит, – а моя такого уже не носит.

Его сестра всего лишь на год нас младше, но по ней и не скажешь. Выглядит ровесницей, ведет себя соответственно. Везуха Алешке.

А сережки эти с кулоном сейчас как раз на Алевтине. Яркие, розовые, Алевтина с ними заметнее. Алевтина… Где Алевтина?

Я отчаянно завертела головой. Сестры нигде не было. Что за…

– Ты слушаешь вообще? – окрикнула меня Карина. – Вон твоя малявка, по магнолиям скачет.

Ну елки-палки, только что ведь рядом была! А уже через заборчик перелезла, и к – деревьям. Вообще-то этого делать нельзя. Так мама с папой всегда говорили. Магнолии – деревья нежные, несмотря на то, что большие и толстые. Их не так много до нашего времени дожило, и обращаться с ними надо бережно. Например, не лазить по ним, не обрывать цветы, листья. Но Алевтина вроде бы и не обрывала ничего. Стояла рядом с огромным – с ее голову – бело-розовым цветком и водила руками, как обычно. Иногда подпрыгивала. Ну хоть не в пыли ковыряется.

Хм. А красиво же зрелище… Большущий нежный цветок, Алька улыбается в кои-то веки, ветер шевелит пшеничного цвета волосы. Сама не зная зачем, я достала смартфон и сфоткала сестру с магнолией между ладошками.

Карина у меня за спиной застонала.

– Ладно, – буркнула я, – что ты там говорила? Ой, нет!

Мгновение слабости и мимимишности развеялось в прах. Недоразумение таки полезло на дерево. Я рванулась к сестре.

– Да ничего с ней не случится, угомонись ты уже. – Оля за спиной натянуто засмеялась, послышался раздраженный вздох Карины. – Можешь хоть минуту с нами пообщаться спокойно, мамаша ты наша?

– Да я просто… Родители…

Алевтина шмякнулась с ветки и заревела.

Елки-зеленые-колючие, ну где же справедливость?! За что мне все это? Кто-нибудь, помогите, спасите, дайте свободу, как раньше, без нее. Хорошо же было…

Я обреченно побежала к сестре.

Перешагнула через заборчик – стремительно и… не слишком удачно. Нога в кроссовке зацепилась за клятый забор, я потеряла равновесие, в лицо влетела ветка от магнолии и…

Темнота.

* * *

Лужи были!

Они – настоящие!

Просто видят их не все. И Алевтина – не ненормальная. А напротив – очень даже особенная. Потому что видит лужи.

Это все ей Ваня объяснил. А Жан с Мишкой важно кивали каждому его слову. Воспитатели с радостью перепоручали троицу друзей Ивану, поскольку сами плохо их понимали – неразговорчивых и слишком уж не по-детски сосредоточенных.

А с Ванькой они даже смеялись иногда.

– Смотри, – говорил он Алевтине, показывая на черную кляксу во дворике приюта, – здесь вчера ваша воспитательница молоденькая поссорилась с другом. По телефону. Она разозлилась, накричала на него.

– И на нас потом тоже накричала, – тихо проговорила Алевтина. – А как ты это знаешь?

– Потому что она оставила след. Вот эту кляксу.

– Плохая клякса! – заключила Алевтина.

– Если ее не убрать, она будет притягивать к себе такие же обиды и плохое настроение. Каждый, кто пройдет мимо, почувствует себя расстроенным. Будет злиться по пустякам. И тем самым – кормить кляксу. Она будет расти все больше и больше…

– У-у-уо-о-ой-й-й, – Алевтина расплакалась.

Жан с Мишей тут же обняли ее с обеих сторон, стали гладить по волосам и рукам. Но Ваня встряхнул малышку за плечи и посмотрел в глаза.

– Слезами тут не поможешь. Кляксу можно убрать. Хочешь, расскажу как?

Алевтина закивала, старательно вытирая слезы.

И Ваня рассказал. Вернее – показал.