Мой коллега попросил меня о консультации по поводу пациента, которого он лечил психоаналитически более десяти лет. Пациент обратился за лечением в связи с сексуальными затруднениями в отношениях с женщинами, а также из-за невозможности эффективно работать. Анализ проводился, но никаких больших изменений в симптомах не было, но при этом не было и никаких признаков желания со стороны пациента (и аналитика) прервать лечение. Ситуация переноса установилась, превратившись в стойкую серию жалоб и упреков пациента, которые выражались хныкающим и стонущим тоном, перемежаясь со случайными вспышками гнева или слез.
Аналитик терпеливо выслушивал и в конце концов интерпретировал его поведение, говоря, что это повторение некоторого события из детства. Это обычно успокаивало пациента, который, придя на следующую сессию, повторял тот же самый паттерн. Поведение пациента, состоящее из перемежающихся садистических упреков и мазохистской покорности своему состоянию, вызывающему страдание, разыгрывалось и с другими людьми во внешней жизни. После многих консультаций мне стало ясно, что вся эмоциональная жизнь пациента была строго лимитирована поверхностными объектными отношениями садомазохистской природы. Это был не просто симптом, это был способ жизни, который скрывал сильную латентную гомосексуальную перверсию и параноидные тенденции.
Тщательная реконструкция истории детства пациента показала, что, возможно, в раннем подростковом возрасте у него был острый психотический срыв, который остался незамеченным. Садомазохистский способ отношения к объектам являлся попыткой реституции, это был единственный способ поддерживать хоть какой-то контакт с реальными людьми. Аналитическая ситуация была для него убежищем, потому что она была достаточно отдаленной для того, чтобы быть безопасной, и достаточно либеральной для того, чтобы позволить осуществить небольшую инстинктивную разрядку через вербализацию. Однако лечение было аналитическим только в своей поверхностной структуре. Пациент не был вовлечен в инсайт-терапию, в действительности это была форма игровой терапии (Glover 1955. Ch. XIV; Fenichel, 1945a).
Пациенты описанного выше типа, очевидно, не подходят для психоаналитической терапии. Они, возможно, нуждаются в постоянной психотерапии для того, чтобы их состояние стабилизировалось и не ухудшалось. В ряде случаев, вероятно, можно добиться некоторого улучшения, применяя какую-то форму терапии отношений, а также назначая лекарства. Изредка пациент прогрессирует до момента, когда может быть предпринята аналитическая терапия.