Техника и практика психоанализа

Пациентка на сессии рассказывает о не принесшем удовлетворения сексуальном переживании, которое она испытала со своим мужем прошлой ночью. У нее было сексуальное желание, но в ходе коитуса что-то блокировало ее способность пережить оргазм. Она не уверена, что было этим помешавшим событием, в сексуальной игре не было ничего необычного, но именно тогда появились затруднения. Муж целовал ее влюбленно, касался кожи руками и ртом, ласкал груди и т. д., но ее возбуждение исчезло. Описывая свои затруднения, пациентка говорила несколько раздраженно, но вместе с тем печально. Ее ассоциации привели к недавнему званому обеду, но печаль ее все возрастала, ассоциации исчезли, и пациентка замолчала.

Я не понимал ее молчания и ее печали и поэтому попросил ее вернуться к сексуальному переживанию и позволить своим мыслям течь свободно. Она печально сказала, что в этом нет ничего нового, это не вина ее мужа, он был внимателен, страстен, нежен, всеми этими качествами она обычно наслаждалась. «Он был даже гладко выбрит», – сказала она с улыбкой, вздохнула и слезы потекли по ее лицу. Я был поставлен в тупик. Я быстро еще раз обдумал то, что она мне рассказала, но мои ассоциации не дали мне ни одного ключа. Я подумал о прошлой сессии, но это также не помогло мне. Я думал, что был в хорошем контакте с нею на этой сессии, но теперь чувствовал, что «потерял» ее.

Тогда я изменил способ, которым слушал ее. Я перешел с позиции внешнего слушателя на позицию слушания изнутри нее. Я должен был представить, что какая-то часть меня стала пациенткой, и пройти через ее переживание так, как будто я – это она, и с помощью самонаблюдения понять, что будет происходить внутри меня. То, что я сейчас пытаюсь описать, – это те процессы, которые происходят, когда аналитик чувствует эмпатию к пациенту (см. Fliess, 1953; Schafer, 1959; Greenson, 1960). Я позволил себе пережить те события, которые описывала пациентка, я также позволил себе пережить эту аналитическую сессию, ее ассоциации и ее аффекты так, как она, вероятно, проходила через все это на сессии. Я вернулся к словам пациентки и трансформировал их в картины и чувства в соответствии с ее личностными чертами. Я позволил себе ассоциировать к этим картинам с точки зрения ее жизненного опыта, ее воспоминаний, ее фантазий. Поскольку я работал с этой пациенткой несколько лет, я построил рабочую модель пациентки, состоящую из ее физической внешности, ее поведения, ее манеры двигаться, ее желаний, чувств, защит, ценностей, отношений и т. д. Именно эту рабочую модель пациентки я поместил на передний план, когда пытался уловить, что она переживает. Все остальное мое «Я» было на то время изолировано и помещено на задний план.

По мере того как я просматривал те события, которые пациентка описала (на этот раз как если бы я был пациенткой), появилось несколько новых идей. Ее муж, как сказала пациентка, «осыпал»[50] ее поцелуями. Когда я был наблюдателем, это не вызвало во мне никакого особенного образа. Однако, когда я стал пациенткой, на ум пришла сцена из детства – когда она принимала душ вместе с отцом. Это было одно из немногих приятных воспоминаний о ее обычно сердитом отце. Один элемент воспоминания особенно запечатлелся: ее отец был очень волосат. Из-за этого он казался чувственным, но также и пугающим. Она помнила наиболее живо его щетинистую бороду, когда он целовал ее. В этот момент последнее замечание пациентки вернуло меня назад, в меня-аналитика: «Он был даже гладко выбрит». Сначала я думал, что это относилось к ее матери. Теперь я понял, что гладко выбритый, любящий и внимательный муж вызвал контрастирующую картину ее вытесненных сексуальных желаний к ее чувственному и садистическому отцу. Когда эти мысли пришли мне в голову, пациентка снова начала говорить о званом обеде, о том, что ее партнер по обеду жевал пищу с открытым ртом – то, что вызывало у нее отвращение в отце. Теперь я был убежден, что моя эмпатия помогла мне раскрыть бессознательное беспокойство, касающееся сексуального переживания пациентки. Ее муж вызвал воспоминания о бессознательно любимом отце, поэтому она не могла достичь оргазма и поэтому с такой печалью оплакивала его гладкое лицо.