Техника и практика психоанализа

Чтобы быть вознагражденным эмпатией, аналитику следует иметь богатый запас своих собственных личных переживаний, которые он мог бы использовать для того, чтобы способствовать лучшему пониманию им пациента. Этот запас должен включать в себя знакомство с литературой, поэзией, театром, сказками, фольклором, играми (Sharpe, 1947). Все это способствует живости воображения и фантазийной жизни, которые бесценны при аналитической работе. Мир воображения человека, будь это театр, музыка, живопись, сказки или грезы, дает ощущение причастности к вселенским переживаниям и связывает человечество воедино. Здесь мы ближе друг к другу, чем в наших сознательных действиях или социальных институтах.

Этот вид эмоциональной близости, которую эмпатия требует и дает, развивается у ребенка в первые месяцы жизни. Она вызывается невербальными действиями матери, ее интонациями, прикосновениями, любовью и заботой (Olden, 1953, Olden, 1958; Schafer, 1959). Поскольку эмпатия берет свое начало в самых ранних взаимоотношениях матери и ребенка, она, по-видимому, имеет феминный оттенок (Katan А., цит. в Greenson, 1960; Loewald, 1960). Для того чтобы у аналитика эмпатия не была сопряжена с конфликтом, он должен прийти к миру со своими материнскими компонентами. Джонс (1955) называет это «ментальной бисексуальностью аналитика».

В некотором смысле эмпатия является способом установления контакта с утраченным объектом любви – непонятым пациентом. Это может быть отчасти попыткой восстановления утраченного контакта. По моему собственному опыту, более всего способны к эмпатии те аналитики, которые преодолели тенденцию к депрессиям (другую точку зрения см. Sharpe, 1930, p. 17–18). Эмпатия предъявляет к аналитику определенные эмоциональные требования, а также и требование постоянного самоизучения. Чтобы использовать эмпатию, аналитик должен обладать способностью регрессировать; после чего, вернувшись в обычное состояние, проанализировать данные, полученные таким образом, и удостовериться в их обоснованности. Этот переход от близости и интимности эмпатии к дистанции и отдалению, требующемуся для оценки обоснованности, характерен для большей части работы психоаналитика.

Ригидно обсессивные характеры не смогут позволить себе проявлять эмпатию, а импульсивные характеры будут иметь тенденцию к соскальзыванию от эмпатии к идентификации, что приведет к отыгрыванию в отношениях с пациентом. Как правило, такие люди не являются подходящими кандидатами для психоаналитического обучения (Eisendorfer, 1959; Greenacre 1961; Langer, 1962; van der Leeuw, 1962).

4.222. Черты, имеющие отношение к коммуникации с пациентом

Когда аналитик добивается успеха в понимании пациента, он встает перед проблемой, как эффективно сообщить ему инсайт. Способность выбрать подходящее для интерпретации время, проявить такт, оценить дозировку зависит от разнообразных навыков, некоторые из них выше уже обсуждались. Эмпатия, клиническое суждение, а также жизненный опыт проживания аналогичных ситуаций и интеллектуальное знание психоаналитической теории вносят свой вклад в способность передавать свое понимание пациенту. В данный момент, однако, я бы хотел ограничить изложение характеристикой тех особых черт, которые важны для коммуникации, но не были затронуты ранее.

Умение говорить с пациентом очень сильно отличается от социальной беседы, перекрестного допроса или чтения лекций. Красноречие, эрудиция и логика не имеют первостепенной важности. Наиболее существенным элементом является лежащая в в основе позиция – терапевтическое намерение. Обязательство помогать пациенту должно присутствовать явно или латентно во всех взаимодействиях с пациентом – от первого интервью до последнего. Я сознаю, что это спорный момент, но хочу совершенно ясно заявить свою позицию: я полагаю, что только страдающие люди – пациенты, которые испытывают невротические невзгоды, могут быть успешно излечены путем психоанализа. Кандидаты, исследователи, люди, занимающиеся наукой, не могут пройти через глубокое аналитическое переживание, если они не способны и не готовы стать пациентами.