Рассмотрев ситуацию сопротивления этого пациента, мы увидим, что она структурирована следующим образом: новый инсайт вызвал боль, возмущение и тревогу по отношению ко мне. Пациент боится показать свой гнев мне, так как это означает утратить позицию любимого пациента. Он пытается отодвинуть свою враждебность и ищет материал реактивным, контрфобическим способом, так, как будто говорит: «Не важно, что вы узнаете обо мне, все, что вы найдете, будет только хорошим рабочим материалом». Однако новый материал иссякает, потому что скрытое возмущение требует разрядки и нуждается в том, чтобы его услышали. Пациент также чувствует себя виноватым за попытку ввести меня в заблуждение, и молчание также является формой самонаказания.
Я обнаружил, что обычно пациенты скрывают свои сопротивления по двум главным причинам: (1) Они стыдятся или боятся выказать состояние сопротивления. Сопротивление означает дефект, который приведет к потере любви или к наказанию. (2) Они боятся выявления продуцирующей сопротивление ситуации – обычно для того, чтобы избежать материала, который, как они чувствуют, может привести к враждебной реакции переноса. Это те пациенты, которые боятся рассердиться. Они часто стараются прикрыть свой гнев противоположными чувствами – заискиванием и покорностью. Хорошими примерами являются кандидаты в обучении, которые часто стараются избегать упоминания о заседании, на котором я допустил какую-нибудь ошибку, и будут говорить только о том, с чем они согласны, опуская все остальное.
Могут быть даже более сложные констелляции сопротивлений сопротивлениям и различным содержаниям. Позвольте мне привести в качестве клинического примера одну из аналитических сессий.
Пациент начал сессию, повторяя довольно легкомысленно, что его трехлетняя дочь заболела, но он не хочет говорить об этом, так как не хочет впадать в депрессию. Далее он продолжал болтовню, касающуюся безобидных повседневных занятий. Поскольку он не проявлял намерения вернуться к болезни ребенка, я прервал его, сказав: «Почему вам следует избегать разговора о болезни вашей девочки?» Он раздраженно ответил: «Почему вы не оставите меня в покое – почему вы продолжаете подталкивать меня?» – и т. д. Я молчал. Постепенно он начал рассказывать о болезни своей дочери, о том, что они вызвали консультанта, который сказал, что ей, вероятно, требуется хирургическое вмешательство; как он испугался этого, как он боится, что она может умереть. Он корчился на кушетке, как от боли. Слезы текли по его щекам, он даже не пытался вытереть их. Я сохранял спокойствие. Пациент замолчал на мгновение и крикнул: «Я хочу быть мертвым.
Мне следовало бы убить себя». Молчание. В этот момент я вмешался и сказал: «Я могу понять ваши переживания в отношении ребенка, но почему же вы так ненавидите себя?» После этого пациент рассказал, каким виноватым он чувствует себя по отношению к маленькой девочке: она фрустрирует его, любя больше свою мать; она разочаровывает его из-за того, что она – не мальчик; он пренебрегает ею; и все это он делал, он заслуживает смерти… пауза… «Но никто не проклинает меня».