Я хочу привести простой клинический пример того, о чем говорилось выше. Пациентка во время первого полугодия психоанализа сказала мне, что есть определенное слово, которое она просто не может заставить себя произнести. Эта пациентка обычно была очень способной к кооперации, и я мог видеть ее борьбу с собой в связи с произнесением этого слова. Я помолчал некоторое время и затем, когда увидел, что она потерпела поражение в своих попытках сообщить это слово, спросил ее: «Как бы вы чувствовали себя, если бы сказали это слово?» Она ответила, что чувствовала бы себя опустошенной, раздавленной.
Она бы чувствовала себя как гусеница под камнем, как насекомое, грязное, маленькое, безобразное насекомое. Мне не пришлось поднимать вопрос о ее трансферентной фантазии, так как она самопроизвольно сделала это. «Я бы внушала вам отвращение, вы бы ненавидели меня, вы были бы шокированы и попросили бы меня уйти». Я молчал.
Пациентка продолжала: «Это смешно. Вы бы ничего этого не сделали… Но именно так я это чувствую. Я реагирую так, будто это слово выводит вас из душевного равновесия». Я ничего не сказал. Пациентка продолжала рассказывать мне о том, как она в первый раз произнесла это слово дома. Они обедали вдвоем с матерью, и она сказала это слово играя, дразнясь. Ее мать была шокирована и выразила свое отвращение. Она приказала своей девятилетней дочери выйти из-за стола и велела ей вымыть рот с мылом. Пациентка чувствовала, что это слово «грязное», но была поражена реакцией матери. В этот момент пациентка смогла сказать мне секретное слово, это было неприличное слово «трахаться».
Хотя пациентка с этого момента была способна использовать в анализе слово «трахаться», данное выше клиническое описание не завершило анализ ее секрета. Тот факт, что это слово было сказано матери, играя и дразнясь, также имеет важные коннотации. Слово «трахаться» было также ассоциировано со многими другими оральными и анальными сексуальными и садистскими фантазиями (Stone, 1954a). Однако с этого момента слово «трахаться» перестало быть сознательным секретом, мы начали исследовать бессознательные факторы, которые делали его настолько отвратительным.
Такой ход событий в известной степени типичен. Когда аналитик проанализирует мотив секрета, включая трансферентные фантазии и болезненные аффекты, пациент обычно будет в состоянии поведать свой секрет. Но на этом не кончаются технические проблемы, связанные с анализом секретов. Секрет – это нечто интимное и важное для пациента, неважно, что часто он может показаться тривиальным, если вытащить его на свет дня. Для пациента рассказать аналитику секрет означает показать что-то чрезвычайно личное и ценное. К этой информации следует подходить с уважением и деликатностью, но аналитик тем не менее должен заниматься ее анализом.