Техника игры в блинчики

Переводчик — молодая невысокая женщина с темными вьющимися волосами и орденом Ленина на жакете — слово "господа" автоматически поменяла на слово "товарищи", но товарищи — ровным счетом три — все поняли правильно. Кряжистый широкоплечий полковник с коротко стрижеными черными волосами (пилотку он снял при появлении Раймона) откровенно улыбнулся, два майора — высокий с русыми волосами и красивым славянским лицом и низкого роста худощавый брюнет — показали глазами, что тоже поняли оплошность переводчицы.

— Полковник Малиновский, — представился старший из командиров. — Родион. Рад встрече.

К удивлению Раймона полковник Малиновский говорил на быстром и уверенном французском, хотя и с явным русским акцентом.

— Майор Старинов, — шагнул вперед светловолосый и протянул руку.

— Майор Грейзе, — этот был в испанской форме, но сразу видно — не испанец.

— Соня, — подала руку переводчица.

— Очень приятно… товарищи, — Раймон улыбнулся и сделал приглашающий жест. — Проходите, пожалуйста.

И первым войдя в номер, придержал дверь:

— Прошу! — военные с переводчицей вошли вслед за ним.

В центре гостиной стоял круглый стол, уставленный бутылками, тарелочками с легкой закуской — ветчина, нескольких сортов сыр, орехи, зимние фрукты. Все свежее, доставлено всего лишь час назад из ресторана.

— Угощайтесь, — предложил он, показывая рукой на стол. — Прошу вас.

Бокалы, рюмки и стаканы стояли на большом посеребренном подносе.

— А где же, мадемуазель Фар? — спросил, оглядываясь, Малиновский, он все это время держал большой и яркий букет цветов, надо думать, для самой "Belissima Victoria".

— А мадемуазель Фар еще спит, — развел руками Раймон. — Мы с ней ночные охотники, tovarisch колонель, — улыбнулся он. — Но я просыпаюсь раньше. Что вам налить, товарищи?

Это свое "tovarisch", "tovarischi" он выговаривал с особым парижским шиком. Знающие люди могли бы и оценить, но где их возьмешь по нынешним временам, знающих-то людей?

— Что вам налить, товарищи? — Раймон был радушным хозяином, тем более, что военные ему понравились, и еще тем более, что он когда-то неплохо знал эти имена. Во всяком случае, два…

Сошлись на бренди, и, легко приняв по первой, закурили.

— Где вы так хорошо выучили французский язык? — спросил полковника Раймон.

Ему это, и в самом деле, было любопытно узнать, ведь Малиновский, так ему запомнилось, чуть ли не из беспризорников, но в любом случае, не белая кость.

— Я воевал на Западном фронте… во Франции. Потом служил в Иностранном легионе, — усмехнулся полковник. — В Первой Марокканской дивизии.

— Не может быть! — искренне удивился Раймон. — И теперь вы уже полковник, и служите в Красной Армии?

— А что в этом удивительного? — прикинулся "валенком" Малиновский.

И действительно, что тут удивительного? Ровным счетом ничего.

6. Майкл Гринвуд, Фиона Таммел. Турин. Королевство Италия. 16 января 1937 года

Несколько дней Степан ломал голову, как представить отъезд из Турина в Геную решением, возникшим спонтанно у самой Фионы, а вовсе не навязанным ей, пусть и осторожно, "милым Майклом". Да, отвык Матвеев от решения таких задачек. Холостяцкая жизнь в этом смысле сильно расслабляет и способствует утрате квалификации в некоторых видах человеческих отношений.

"А проще говоря, — хмыкнул про себя Степан, — про… потеряны базовые навыки счастливой семейной жизни".

Теперь он мог почти безболезненно вспоминать о том, что когда-то — "и где-то" — у него была семья. Радость от того, что рядом — любимая женщина, способна приглушить боль от потери, особенно — давней, почти не тревожащей уже сердце и память.

Случай натолкнуть Фиону на нужные мысли представился в субботу, 16-го числа, именно в тот момент, когда они стояли перед "Портретом старика" работы Антонелло де Мессины, в Башне Сокровищ Палаццо Мадама. Уставшие, стоптавшие ноги "по колено" в бесконечности лестниц, залов и галерей дворца-музея, Майкл и Фиона отдыхали перед полотном итальянского мастера

Лукавый взгляд из-под полуприкрытых век пожилого, лет сорока, человека, пухлые, чувственные губы и слегка приподнятая в недоумении левая бровь… Всё создавало ощущение "настоящести" находящегося по ту сторону холста… Будто и не было четырёх с половиной сотен лет, отделяющих творение итальянского мастера от влюблённой пары, застывшей сейчас перед картиной.

— Ты знаешь, Майкл, мне кажется, что этот старик сейчас сойдёт с портрета… — Фиона положила голову на плечо Матвееву

— Угу, и спросит: "А чёй-эт вы тут делаете?" — повторить интонацию известного киногероя на английском не удалось. Да и смысл фразы, вырванной из контекста, потерялся при переводе. Но всё исправила гримаса Степана, скопировавшего выражение лица на портрете.

Фиона улыбнулась и шутливо толкнула Степана кулаком в бок.

— И правда, сэр Майкл, а что мы здесь делаем?

— В смысле "здесь"? В этом музее или вообще в Турине?

— Просто, я подумала… За десять дней мы успели посмотреть всё, что хотели, и я подумала, а может нам поехать ещё куда-нибудь?