Текстология Нового Завета. Рукописная традиция, возникновение искажений и реконструкция оригинала

Но и это еще не все. Существует эмпирическое доказательство того, что в новозаветной текстуальной традиции действительно происходили крупные переломы. Как было отмечено выше (см.), во многих случаях можно заметить, что отцы церкви цитируют варианты текста, которые некогда были весьма распространены, но до настоящего времени дошли в единичных рукописях или же полностью утрачены.[396] Подобное состояние дел совершенно исключает возможность решения текстологической проблемы простым перечислением количества рукописей, поддерживающих то или иное вариантное чтение. Вывод из всего сказанного таков: пусть даже и следует поблагодарить Пирпонта и Робинсона, с одной стороны, и Ходжеса и Фарстада, с другой, за то, что и те, и другие издали текст большинства в той его форме, какая гораздо более, нежели Textos Receptos, приближается к Новому Завету, которым по преимуществу пользовалась византийская церковь,[397] но их издания весьма далеки от того, чтобы воспроизвести оригинальный текст Нового Завета[398].

Промежуточную позицию в продолжающемся споре о византийском тексте занимает ныне покойный Гарри А. Стурз[399]. Этот ученый в своей книге отстаивал точку зрения, согласно которой византийский текст не является ни оригинальным, ни всецело вторичным; это ранняя независимая редакция, заслуживающая внимания и уважения в той же мере, что и александрийский или западный тип текста. Примерно треть книги Стурза представляет собой длинные списки, таблицы и схемы, позволяющие читателю проследить за тем, как в полутораста отрывках, взятых из всех книг Нового Завета, типично византийские чтения поддерживаются одним ранним папирусом или несколькими. Опираясь на подобные наблюдения, Стурз приходит к выводу о том, что византийский текст возникает как минимум во втором веке и представляет собой независимую текстуальную традицию.

К сожалению, среди примерно ста пятидесяти вариантов, приведенных Стурзом, весьма мало типично византийских. Большинство из них встречается и в невизантийских источниках текста. Далее, следует спросить себя: доказывает ли присутствие того или другого византийского чтения, что византийский текст существовал как текстуальный тип? Ведь последний подразумевает соединение определенных чтений в определенной характерной последовательности, в то время как ни об одном из изученных Стурзом папирусов нельзя сказать, что он содержит византийский текст как таковой. Существуют и другие серьезные доводы — например, почему каких-либо следов знакомства с данным текстуальным типом не выказывает никто из отцов ранее Василия Великого и Иоанна Златоуста. Словом, вывод очевиден: Стурзу не удалось доказать, что византийский текст возник ранее IV века.

2. Последовательный эклектизм

Разочаровавшись в тех результатах, которые приносит в оценке разночтений опора на внешние свидетельства — поддержку со стороны отдельных рукописей, семейств рукописей и локальных текстов, — некоторые исследователи обратили свой взгляд на разночтения как таковые, надеясь отыскать среди каждого набора вариантов то чтение, из которого наиболее убедительным образом можно было бы объяснить появление всех прочих[400]. Для такого подхода придумывали разные определения, иногда называли «рациональной критикой»[401]. Прилагательное «рациональный» в данном контексте указывает не на иррационализм всех остальных подходов, а на то обстоятельство, что критик, пользующийся данным методом, занят по большей части отысканием рациональных причин, основанных на внутреннем значении каждого чтения, которые позволили бы доказать оригинальность одного чтения и вторичность всех остальных. Чаще такой подход назвали эклектичным[402], поскольку применяя его, текстолог уделяет меньше внимания тому, чтобы датировать рукопись и отнести ее к той или иной семье, вместо этого сосредотачиваясь на внутренних, или контекстуальных вопросах. Таким образом, издатель текста следует то одному, то другому набору свидетельств в соответствии с тем, что признается авторским стилем или случайностями переписывания. Доведенное до крайности пренебрежение внешними данными разночтений отчетливо проступает в осуществленных Полем Мазоном (Mazon) изданиях греческих классиков, где в аппарат включаются только разночтения сами по себе, без упоминания источников, из которых они заимствованы[403].