Персонаж «Возвращения Нейтана Беккера» после изнурительного соцсоревнования по кладке кирпичей бредит во сне и повторяет движения упражняющихся по системе ЦИТ. Главный герой «Я люблю», пьяный Остап Никанорович, расталкивает людей, спящих среди дня в бараке. В «Совершеннолетии» герой засыпает за работой от усталости. Герой «Изящной жизни» засыпает на скамейке в незнакомом городе, его спящим пытаются ограбить, но вора останавливает девушка-милиционер, будущая жена героя.
В «Любви и ненависти» от изнеможения засыпают как красные – жена в ожидании мужа в начале фильма, так и белые – часовой на карауле шахты. В «Кендлиляре» сначала засыпают часовые одной стороны, что приводит к захвату поселения, тут же засыпают часовые захватчиков, что позволяет пленным вырваться на свободу.
В «Выборгской стороне» Ленин и Сталин работают, что-то записывая на доске над спящим солдатом. Телеграфист Смольного в «Депутате Балтики» сонно моргает, набирая ленинскую статью «За хлеб и за мир».
В «Федьке» Николая Лебедева мальчик-буденовец засыпает в тачанке на ходу, сложив голову на руки. Старший напарник будит его: «Спишь?» – «Нет… думаю!» Персонажи «Моей родины» то и дело засыпают от усталости – даже на морозе во время колки льда. В одном эпизоде героиня предлагает еду солдату, думая, что он спит, но тот мертв.
Довженковский Щорс диктует солдату письмо жене об изнурительных боях за Братищев, начиная его со слов: «Ты знаешь, я не люблю писать, но раз пишу, то вообрази!» Едва закончив диктовать, он отключается. В следующей сцене (проснувшись или во сне?) он слушает рассказы солдат об их героических снах.
В «Космическом рейсе» Андрюшка засыпает от усталости на борту космического корабля и, просыпаясь, говорит Маринке: «Как же я хорошо спал», имея в виду прекрасные сновидения. В следующий момент он понимает, что будто бы приснившееся ему – действительность.
В «Последнем таборе» герой пишет на стене объявление с просьбой не тревожить сон между сменами для более продуктивной работы. Но сам герой не спит и замечает, как другой персонаж передвигает стрелки на часах, чтобы раньше разбудить притворщика.
«Поручик Киже» начинается с перешептываний во дворце: «Император спит». Во время императорского сна адъютант Каблуков и компаньонка царской фаворитки крадутся на свидание, переговариваясь имитацией гавканья и мяуканья. Ни эта перекличка, ни дребезжащее падение адъютанта с лестницы императора не пробуждает. Когда в любовной игре фрейлина щипает адъютанта и тот вскрикивает: «Караул!», Павел I приказывает выяснить, кто посмел кричать в его дворце. В то же время писарь допускает ту самую описку, которая порождает несуществующего поручика Киже. Граф Пален подсказывает адъютанту назвать Киже тем самым кричащим «караул!» вольнодумцем. Далее следует абсурдистская вереница перипетий, происходящих с поручиком-фантазмом по хаотическим приказаниям императора. Поручика – то есть буквально пустое место – секут плетьми, конвоируют в Сибирь, возвращают в Петербург, повышают в званиях и женят на фрейлине. Скрывать его отсутствие становится невозможным, лишь когда Павел I вызывает Киже к себе, чтобы доверить ему командование всей армией. Поручика объявляют тяжелобольным и – почти сразу же – умершим. Пока открытый гроб с пустотой везут по Петербургу, император узнает, что деньги, переданные Киже, разворованы. Их, напившись после свадьбы, украл адъютант, и он же обвиняет Киже в воровстве. В итоге Павел I разжаловал Киже в рядовые и отменил его похороны, а адъютанта повысил до генерала. Тот прерывает похоронную процессию, находит в ней фрейлину, сообщает о своем повышении, и они радостно целуются. Павел I говорит: «Как же тяжело управлять государством», и фильм заканчивается шепотами «император спит».
Таким образом, все изменения с персонажами «Поручика Киже» сводятся к тому, что адъютант стремительно взлетает по карьерной лестнице, украв казенные деньги, предназначенные персонажу-фикции. То есть Киже оказывается случайно созданным олицетворением отмывания денег. Политический смысл этой метафоры очевиден: при самодержавии коррупцию и произвол рождает не только злой умысел или самодурство монарха, но и сон его разума.