Текстоцентризм в кинокритике предвоенного СССР

В фильме «О странностях любви» отношения двух пар строятся на безобидном, казалось бы, обмане. Планерист Берг и поэт Грибов узнают, что Ирина, симпатизирующая Бергу, мечтает выйти за поэта, а Маша, симпатизирующая Грибову, – за летчика. Приятели решают поменяться профессиями, представляясь ими перед девушками. Многие перипетии лирической комедии связаны с разного рода текстами, а ключевую роль играет стихотворение поэта о лодке с названием «Катя». Берг, представившийся Ирине поэтом Грибовым, вынужден читать по листу написанный товарищем стих. Заменяя в тексте имя «Катя» на «Ирина» Берг на мгновение достигает ожидаемого эффекта – смущает и прельщает Ирину, но далее замена разносложных слов рушит строй стиха, и Берг не может дочитать его до конца. Позже Ирина находит выпавшую из его пиджака записную книжку, где читает оригинал с именем «Катя». Стихотворение с антропоморфной образностью не позволяет догадаться, что оно посвящено лодке, но не девушке. Узнав, что стих писал не Берг, Ирина понимает, что ревновать нет оснований, тогда как Маша эти основания приобретает. Уже уплывая на корабле, Маша видит лодку с названием «Катя» на борту. Интересно, что обман героев начинает разоблачаться после оплошности лжепоэта Берга, тогда как выдавать себя за планериста Алексею удается вполне успешно.

Сложное взаимодействие письменного текста и фотографии есть в «Девушке с характером». Из-за найденного билета на то же имя Катю Иванову признают за ее тезку и однофамилицу. Позже Катя, увидев в газете фотографию возлюбленного рядом с девушкой и с ребенком на руках, считает его женатым. Эти коллизии зеркальны, но с важным различием: если фотография искажает социальные отношения, точнее – оставляет вариативность в их понимании, то документ подменяет судьбу одного человека судьбой другого. Катя (Серова) говорит другой Кате (Цесарской): «Это вы та самая, я – совсем другая», при этом она добивается успеха – увольнения бюрократа-директора совхоза и занятия его должности – благодаря тому, что вместо однофамилицы едет жаловаться в Москву, а не в райцентр.

В пырьевском мюзикле «В шесть часов вечера после войны» артиллеристы получают письмо от детей и их воспитательницы Вари: они приглашают солдат в детский сад, когда те окажутся в Москве. Когда это случилось, героев застают у детского сада как подозрительных и допрашивают о их намерениях. Они заявляют, что дети с Варей (Ладыниной) сами звали их к себе, но ни Варя, ни ее коллеги в это не верят и требуют документы. Их альтернативой и решающим доказательством благих намерений военные предъявляют не письмо, но вложенную в него фотографию Вари с детьми, и тогда она сразу сменяет гнев на милость.

Сны усталости и писем

Субъективными камерами, редким легким расфокусом и частыми рапидами «Интриган» создает сновидческий художественный мир, в котором все близко. Апогеем становится кормление коня с самолета. Столь же метко, как еду, герои сбрасывают коню записку с просьбой вернуться в конюшню – тот ее ловит, читает и слушается. Сами персонажи уважают письменное слово куда слабее: когда летчику-курсанту не выдают диплом за нарушение летной дисциплины, его куда больше расстраивает скука, которой и были вызваны проказы в воздухе и последующая ссора с подругой. Примиряясь же, парочки рвут, не читая, записки с любовными объяснениями.

Кульминационный эпизод поисков сбежавшего коня Интригана, которые поручают Ярочкину как шанс замолить грехи, начинается со сцены, в которой коневоды тщетно бегают по лесам и полям, призывая коня. Сцену резкой склейкой сменяет громкий телефонный звонок, пробуждающий начальника совхоза, задремавшего под ворохом газет и бумаг. Создается впечатление, будто увиденные ранее тревожные события пропажи дорогого коня приснились разбуженному персонажу. По телефону ему сообщают о пропаже коня. Таким образом, сцена с пропажей может рассматриваться трояко – и как предшествующее следующей сцене событие, и как вещий сон, и как и то и другое одновременно: событие снилось герою и в то же время происходило в действительности, о чем сновидцу позже сообщили по телефону наяву.

Героиню ленты «Одна» будит будильник, та закрывает его тканью, не желая просыпаться, и продолжает спать. Позже, во время прогулки с женихом и песни «Какая хорошая будет жизнь», героине видятся картины будущей (предполагаемой, желаемой) жизни, но эти грезы разбиваются распределением преподавать на Алтай. Во время работы в суровых алтайских условиях сны и песни исчезают. Кузьмина перековывается из не имеющей дела «до ваших баранов» в активного борца с кулаком.

«Новый Гулливер» весь построен на сне мальчика, переносящем его в страну лилипутов. Подобное использование сна как рамочной конструкции, сейчас столь привычное для киноповествования, редко встречается в соцреалистических фильмах. Их герои чаще спят без сновидений – это краткие сцены или даже их фрагменты, акцентирующие предельное физическое напряжение.