Тела в бедламе

- По-вашему, Скотт, они приехали достаточно быстро? Я поколебался и все же сказал вполне вежливо:

- Конечно, я доволен.

- Может, у вас есть предложения? Может, каждый раз, когда мы находим жмурика, нам следует посылать патруль в его дом, в его офис, в его любимые бары? Как вам это понравится?

- Я бы был в восторге.

Повернувшись, я снова вошел в студию и осматривал ее некоторое время, как и подобает сыщику, то есть просто озирался. Потом стал перебирать полотна, впрочем не надеясь отыскать что-нибудь существенное. Просто я помнил сказанное Холли: она позировала обнаженной, а я бываю иногда настроен очень распутно.

Мне показалось, что я нашел ее. Глубоко вдохнув и выдохнув ставший сразу горячим воздух, я разглядел, что это была не Холли. Обнаженная, но не она.

Я вдруг забыл о понравившейся мне старушке, выставленной в витрине. Да и кто не забыл бы? Разве что кто-нибудь старше восьмидесяти. Поправка: старше девяноста. Обнаженная была написана в половину натуральной величины и казалась трехмерной. Плоть была действительно плотью, а кожа - теплой, мягкой, живой. Не сразу дошла очередь до лица. Манили полные, выпяченные груди, тонкая крепкая талия, роскошные бедра, длинные, изящно выточенные ноги. Она лежала на боку, опираясь на локоть и повернувшись к зрителю лицом, обрамленным длинными черными волосами, спадающими на плечи.

Лицо было прекрасным и показалось знакомым, но не совсем. Однако кем бы она ни была, я бы не отказался с ней встретиться. В голливудской квартире у меня есть собственная обнаженная - "Амелия". Мне очень нравилась моя "Амелия", но теперь мне, пожалуй, придется расстаться с ней - я уже не смогу любить ее как прежде.

Вздохнув, я просмотрел остальные эскизы, натюрморты и портреты. В углу мастерской я обнаружил еще одну комнатку, размером примерно шесть на восемь футов. Она была заперта. Я догадался, что это такое, но все же хотел убедиться. Взяв ключ у сержанта, я открыл дверь.

Это была отлично оборудованная фотолаборатория. Включив верхний свет, я тщательно осмотрел все. Там были ванночки, коричневые стеклянные бутылочки с проявителем, закрепителем и другими химикатами, бачок для тридцатипятимиллиметровой пленки и увеличитель на маленьком столике рядом с раковиной, к которой была подведена вода. Было еще множество вещей, необходимых для фотодела: рамка, обрезной станок, ножницы, белые тряпочки и полотенца. Компактное и опрятное помещение.

Еще были две проявленные тридцатипятимиллиметровые пленки, но они меня разочаровали. Я просмотрел негативы и не нашел в них ничего интересного. Никаких обнаженных, ничего, годившегося для шантажа. Не было сомнений в том, что их проявил сам Брэйн и сделал это не очень аккуратно: на негативах были затемнения и пятна от закрепителя. Мне они не дали ничего существенного.

Погасив верхний свет, я включил красную лампу над раковиной и просмотрел пакеты с фотобумагой - вся она оказалась чистой. Ни одной фотографии.

Убедившись в бесполезности своих поисков, я вышел из фотолаборатории, запер дверь и с улыбкой вернул ключ сержанту. Провожаемый его сердитым взглядом, я вышел из дома, прыгнул в "кадиллак" и поехал в центр города.

***

Хэйзел уже встала из-за пульта, собираясь домой. Она сообщила мне, что меня никто не спрашивал, и поинтересовалась, неужели я провел все это время у Пита. Я посоветовал ей сделать стойку на ушах и прошел в свой офис. Наблюдая за золотыми рыбками, резвящимися в десятигаллонном аквариуме на книжном шкафу, я размышлял о Брэйне. Кто мог его убить и что, черт возьми, мне делать?

Обычно я держу дюжину золотых рыбок в офисном аквариуме. Сейчас их было тридцать три - во всяком случае, столько я смог насчитать. Но в количестве рыбок я не был уверен, потому что одна из самочек вывела дня три назад кучу деток, и теперь эти малютки были так полны жизни и энергии, что за ними невозможно было уследить. Однако наблюдение за рыбками не навело меня на блестящие идеи, поэтому я сел за письменный стол и погрузился в недолгие и, увы, бесплодные размышления. Занятый этим, я проверил ящик стола, в который засунул красивый пистолет Датча с перламутровой рукоятью. На месте. Интересно, как скоро я снова увижусь с Датчем и Флемом? И, конечно, с Гарви Мэйсом?

Я осторожно положил ноги в туфлях из козловой кожи на стол и угнездил телефонный аппарат на коленях. Бережно, ибо я горжусь моим почти новым письменным столом красного дерева со сверкающей столешницей.