Добрая землячка меня всячески опекала. Принимала, наверное, за сына, отдавая нерастраченную свою нежность погодку ее первенца и любимца. После переливания крови и мучительных операций по пересадке кожи и наращиванию мышечной массы, я встал на ноги. Это были очень тяжелые операции.
Помню, лежу на госпитальной койке. Полночь, тишина. Смотрю в проем окна куда-то наверх. Вижу кусок темного ночного неба, словно расшитого бисером. В яркой зимней россыпи звезд висит латунная сковородка луны. Природа как бы приглашает. Я плачу, глядя на эту красоту, не то из-за радости, что я остался жив, не то от грусти, что война меня покалечила и я всю оставшуюся жизнь буду инвалидом. Переживания не дали мне уснуть до утра. И таких ночей с мучительными внутренними монологами бывало много.
Часто снились цветные сны с лесами Смоленщины и Подмосковья. И колонны, колонны наших и неприятельских войск. Гудела и грохотала земля от многотонных бронированных чудовищ, нарисованных снами с фантастическими фигурами и формами. В природе таких танков не было, какие рисовал мне умиротворитель ночного блаженства Гипнос.
Потом проезжала моя почему-то самоходная пушка-«сорокопятка» на огромных колесах, а за нею по пыльной дороге то шаркали солдатские ноги в ботинках с обмотками, то вдруг возникала каменная площадь, и по ее торцам, сверкая начищенным хромом сапог, проплывали радостные советские воины.
Продолжал я воевать во снах с немцами. Бил по ним из своей пушки, стрелял из противотанкового ружья, колол штыком, строчил из автомата, бросал в неприятельскую гущу гранаты. Довоевывал то, чего не пришлось сделать дальше. Словно помогал своим товарищам, оставленным на поле брани.
Вот таким образом война для меня и закончилась…
В 1944 году я поступил в МГУ на международный факультет. В октябре того же года распоряжением правительства факультет преобразовался в МГИМО…
Итак, судьба рядового Шорина Валентина Алексеевича молодыми годами была вмонтирована в рамки опасной для столицы и страны вражеской военно-стратегической операции «Тайфун». Казалось, сама суровая природа зимы с сорок первого на сорок второй год не смогла стерпеть позора присутствия новых тевтонцев в лице немецких оккупантов на земле Подмосковья и выжигала противника суровыми морозами и кинжальными метелями вместе с армейской местью за поруганную Отчизну.
И враг, все еще сильный, очень сильный, отступил, отстреливаясь, и побежал, нередко останавливаясь с надеждой реваншем возобновить наступление под Сталинградом, на Курской дуге и в других знаковых сражениях. И везде он был бит советским воином, пока он не дошел до Берлина и не водрузил красное знамя над Рейхстагом.
Потом наступила пора для вчерашнего солдата почти двадцатипятилетних загранкомандировок с выполнением внешнеполитических задач и со встречами с интересными людьми в Польше, США, Эфиопии, Венесуэле, на Кубе и в ряде других стран.
И все же под старость вражеские осколки и пули, принятые защитником Москвы, дали о себе знать. Сначала он потерял одну ногу, а потом лишился и другой. Но он не сдавался на милость недугу. Он весь был проникнут верой, что он нужен людям, а они нужны ему.
— Сущность всякой веры, — заметил в беседе Валентин Алексеевич, — состоит в том, что она придает жизни такой смысл, который не уничтожается ни болезнью, ни смертью. А что касается просьб у Бога, то скажу: я бы уверовал в Бога, да смущает толпа посредников. Их много, я один. За право быть в строю Жизни надо бороться, не уповая на чью-то помощь.
Бывший солдат, ставший уважаемым дипломатом, подробно рассказывал об особенностях первого визита советского лидера в США, о встречах с В. Молотовым, О. Трояновским, Д. Эйзенхауэром, М. Монро, Н. Хрущевым, Ф. Кастро, Г. Жуковым, К. Рокоссовским и многими другими историческими личностями.
Рассказ об этих встречах — это уже другая история! А может быть, и другая книга о герое.
Какая насыщенна жизнь! Судьба ему отдала многое, что забрала война, кроме здоровья. Он жил и работал, как сам выражался Валентин Алексеевич, по привычке — с самоотдачей.
Послесловие
Вы спрашиваете о результатах «агрессии» России? Они таковы: половина Европы и часть Азии получили свою государственность из рук именно этого государства.
Вот и закончились выдержки из дневников Николая Петровича Горшенина. Независимо от того, слушал и слышал ли он телефонные разговоры из прошлого, которые «записал в свою память дисковик», поражают его широкие знания исторического прошлого России и искренняя патриотическая патетика настоящего россиянина. Он в войну защищал Советскую Россию, а после распада СССР стал не квасным, а настоящим патриотом России нынешней.