Телефонист

Простак поморщился. Дальше посыпались вопросы о создавшихся обстоятельствах, о которых и так все знали, об ответственности писателя и прочая литературщина. Вся эта болтовня Простака не особо интересовала. Тема неустоек, которые писатель готов был выплатить из собственного кармана, вызвала его больший, хоть и по-прежнему вялый интерес. Простак думал. Форель для чего-то несколько раз возвращался к имени галериста, куратора его выставки, Ольги Орловой. Умник посмотрел на коллегу: если писатель таким образом вздумал дразнить сенатора Орлова, то он либо окончательно рехнулся, либо…

– Чего ж ты так подставляешься-то, голубь наш? – заметил Умник. – Или угрожать вздумал?!

Но Простак лишь отмахнулся от реплики коллеги. В довершение ко всему Форель демонстративно, перед камерой, не меняясь в лице, порвал эту лучшую, с его слов, главу о Телефонисте. И одарил камеру счастливой улыбкой.

– Клоун, – бросил Умник. Он был недоволен. Он был очень недоволен.

– Что ж, позиция ясна. Хотя вы только что очень расстроили ваших читателей. И зрителей, – подвёл итог ведущий, обращаясь к писателю. – Но вряд ли вас за это кто-нибудь осудит. Теперь слово за органами правопорядка.

Получилось двусмысленно. Эта клоунада была неплохо срежиссирована. В заключение ещё раз выразили надежду, что компромисс всё-таки ещё может быть найден.

– Задёргался, голубь, – прокомментировал Умник. Его бесцветные глаза сейчас казались холоднее, чем обычно. – Заволновался.

– Сукин сын, – Простак дёрнул головой и как-то странно улыбнулся.

Умник, быстро отвернувшись от экрана телевизора, посмотрел на него и спросил:

– Как ты считаешь, он хотя бы в мыслях допускает?

– Что?

– Ну, например, что невзирая на все алиби, – эта холодная ироничная издёвка в голосе коллеги была хорошо знакома Простаку, – это может быть он. Интересно, как он с этим спит?

Простак снова поморщился и неожиданно весело сказал:

– Слышь, брателло, если ты спишь с женой Орлова, то у тебя со сном полный порядок, – хихикнул. – Можешь быть спокоен! – заверил он Умника. Вздохнул, отвернулся и, глядя в стену, добавил: – Что ж ты, сукин сын, творишь?

…Не только у Простака и Умника эта передача на канале «РБК» вызвала неоднозначную реакцию. Сухов молча смотрел на экран телевизора, его взгляд был тяжёлым. Но и опустошённым тоже. Он отвернулся и почти беззвучно процедил:

– Скотина, – но Ванга всё-таки услышала, сколько боли и отчаяния было в его голосе. – Трус паршивый.

Ванга почувствовала, что на её глазах могут выступить слёзы.

Был ещё кое-кто, у кого заявление Миколы Васильевича Форели вызвали не менее эмоциональную оценку. Только его вектор был направлен не в сторону сострадания, а, скорее, озадаченности, готовой вылиться в возмущение. В тот момент, когда писатель заявил, что прямой эфир, «Аквариум», не имеет никакого отношения к его тексту, этот кое-кто, хорошо знакомый с творчеством Форели, практически в точности повторил реплику Умника:

– Он врёт! – прозвучало коротко, сухо, и интонация возмущения была странной, словно он кого-то призывал в свидетели. Только этот человек находился здесь один, и услышать его полемику с писателем было некому.

«Куда ты делся, тёзка? – подумал Игорь Рутберг. – Что с тобой случилось?»

– Ну хорошо, куда ж мужик пропал-то? – спросил он вслух, даже руками развёл.

– Ума не приложу, Игорь Марленович, – тут же отозвался Николай. – Но он не забирал никаких своих вещей.

– Какие у него «свои» вещи? – передразнила Николая жена Игоря Рутберга, красавица и бывшая модель. Николай подождал следующей реплики, но так как её не последовало, он продолжил:

– Взял только рюкзачок детский, поесть-попить. Всё, как обычно, ну, когда он на прогулки свои… Телефон был при нём.

Телефон Дюбы, подаренный совсем недавно Игорем Рутбергом, молчал. Вне зоны доступа. Хотя, возможно, просто сел аккумулятор. Тёзка ещё не привык следить за зарядкой батареи.

– Ментов я дёрнул по округе, – добавил Николай. – Больнички тоже. Всё чисто. Так что не волнуйтесь.

– Чёрти что, – нахмурился Игорь Рутберг. – Меня не было всего два дня… Не мог же он просто взять и уйти?!

– Нечего на меня так смотреть! – парировала его жена, красавица и бывшая модель. – Ничего я ему не говорила! Даже то, что меня задолбал муж, предпочитающий бомжа обществу своей жены.

– Опять… Он. Не. Бомж. Трудно уразуметь? Это твоё вечное бурчание… Он же не глухой.

– Сдался он мне, – она фыркнула. – Пьёт где-нибудь, горбатого могила…

– Аминь, – сказал Игорь Рутберг и мягко напомнил: – Дорогая моя, у тебя скоро самолёт. Будешь ненавидеть Дюбу издалека.

– Отлично! Жду не дождусь, – она снова фыркнула. – Не свихнись тут, мать Тереза.

– Я не мать Тереза.

– А, ну да, ты не мёртвая старушка, – насмешливо согласилась она. – Ты вечно юный герой мультика «Чип и Дейл». И это гораздо отвратительней.

– Чего ты взъелась? – он удивлённо посмотрел на неё и вдруг добавил: – Я виноват, что я не старею?

– Ты виноват, что старею я! А ты этого не видишь. У тебя – Дюба.