И Гризли заговорила.
– Значит, он давно знает? – спокойно заключил Лёшик, подводя итог разговору.
– Да.
– И обещал переломать ноги?
Гризли кивнула. Проговорили они долго, пару раз она снова чуть не расплакалась.
– Ерунда, – отмахнулся Лёшик. Улыбнулся. Взгляд был жёстким. – Это фигуральное выражение.
– Какой там…
– Поверь.
Гризли показалось, что ей стало холодно. Лёшик почувствовал это и обнял крепче. Она действительно задрожала:
– Я боюсь, – прошептала Гризли.
– Не надо тебе брать отпуск, – мягко заверял Лёшик. – И не надо портить Ольге открытие. Он ведь дал время, правильно?
– Совсем немного.
– Ты выйдешь на работу, как ни в чём не бывало, а я тебе помогу.
Гризли всё-таки всхлипнула. Как много сегодня всего изменилось. И прежде всего – Лёшик. Таким она его не знала. Спокойный и уверенный. Мужик! Хотя дела плохи. Очень плохи дела… Гризли шмыгнула носом ещё раз. Негромко произнесла:
– Я всегда к нему… Но не думала, что он такой страшный человек. Бедная Ольга…
– После… вернисажа мы с тобой вместе поговорим с ней.
– Спасибо, – горечь подкатила к горлу.
Лёшик вздохнул:
– За всё приходится платить.
Гризли затихла, уткнувшись Лёшику в шею. Он пах, как всегда, даже лучше. Намного лучше. «Никогда больше ему не изменю», – подумала она.
– Время есть. Ничего, справимся, – пообещал Лёшик.
– Иди сюда, – снова позвала она.
– Я здесь.
– Глупый, – произнесла Гризли. Её губы раскрылись. И она увлекла Лёшика в спальню.
19. Счастье (вести из тёмной зоны)
Это ведь было яркое солнечное пятно, правда? И даже облачко, которое в нём потом появилось, было нежного розового цвета. Огонь пришёл позже, да? Мы жили чистыми и счастливыми, как в раю. И мы были одни, в нашем надёжном мире, и никого туда не пускали. Брат и сестра, двое: будущий мужчина и будущая женщина, хотя мы рано, очень рано познали любовь. И тела друг друга; твоё было более зрелым, опытным, и оно приняло меня без остатка.
Сначала это было похоже на игру. Я помню всё, каждое твоё слово, и когда в нашем раю, в нашем надёжном мире появилось это розовое облачко (наверное, это был младенец), мы ведь были сначала очень счастливы. И даже огонь, о котором ты мне всё объяснила, был необходим – супергерои обязаны защищать свой надёжны мир. Да, лицо того, кто первым сделал тебя женщиной, растаяло в этом огне, и все бы другие, другие дети, плакали, но мы были ни на кого не похожи. Хотя моё сердце было готово разорваться от боли, но ты была рядом и всё мне объяснила, без слов, как ты это всегда умела, а крепко держа за руку.
Но всё это случилось позже. Когда пришлось оберегать
Я помню, когда это случилось впервые. Каждое мгновение. Сразу после близости с тобой. И этот момент мы почувствовали оба. Первый раз я взял эти силы взаймы, и ты – мой ангел, моя сестра и моя женщина – была рядом. Я помню. И как потом засияло и сделалось непроницаемым наше счастье.
Мы были непохожи, и нам приходилось притворяться, терпеть унижения, но это стоило того, и когда во мне появлялось сомнение, ты укрепляла моё сердце.
Криворотыйкрючконос.
Я помню эти горькие слова, и как они смеялись, те, на кого мы не были похожи. Но они выбрали слова губительные, попавшие в цель. Тьма знала о них
и заставляла тебя в них поверить. Они всегда были предвестниками Тьмы. И тогда я пообещал всё исправить. Тебе, но прежде всего, себе дал слово.
Так и было. Невинны, чисты, как дети в раю. И нежное розовое облачко жило в нашем месте, в нашем счастье, вместе с нами, где-то с краешка, младенец… И мы ждали, что теперь нас станет трое. И даже когда к тебе приходила Тьма, и ты была вынуждена прятаться в другом месте, оберегая счастье, я знал, где взять силы, чтобы ждать тебя.