Они помолчали. Потом Тимка снова спросил:
— Кто же вы?
— Истуканов мастер!.. Сколько я их на дорогах понавыставил!.. Еще и неизвестно, кто из нас богом-то был: не они меня — я их сотворил! усмехнулся Выруба. — А однажды наскучило! Ушел из городища.
— Вернулись?
— Новое время, брат, на Руси настает. Вернулся, чтобы людям глаза открыть, — ответил Выруба. — Однакож, придет то время, не я — так другие сожгут тех. Или на дрова порубят!.. Одного только себе не прощу: из-за меня тебя завтра погубят…
Тимка не ответил.
— У Зуеслава — суд скорый: княжий, — продолжал Выруба. — И слово княжье. Дал его — а назад взять нельзя. Иначе, к чему тогда оно?..
За кованой дверью что-то звякнуло. Узники оборвали разговор и прислушались: ни голосов, ни скрипа шагов… Только — свист метели…
За кованой дверью что-то громко плюхнулось на крыльцо, и тут же послышалось знакомое сопенье.
— Святик! — насторожился Тимка.
— Тимофей! — раздалось из-за тюремной двери, — Толкани дверь-то! Не справлюсь я: тяжелая она очень.
Зуевский богатырь удивился, но на дверь приналег.
И вдруг темница… распахнулась. В лунном свете на пороге стоял дрожащий щенок. Его шерсть обледенела и торчала дыбом.
— В-вы-хходите! — сказал он узникам. — Пока сторож-жей нет.
— Ты как отпер-то?! — удивился Выруба.
— А я в з-замок перев-воплотился, — ответил Святик. — Совсем неслож-жная роль!.. Только х-холодная!
— Оборжаться! — восхитился Тимка.
— Скоморох! — крякнул Выруба.
И они тихо рассмеялись.
Спустя полчаса три беглеца были уже далеко за пределами городища: Выруба знал потайной ход в городской стене. Затем они попрощались навсегда. Выруба, прихрамывая и опираясь на подобранную где-то палку, отправился в херсонские степи, а наши Путешественники во Времени вернулись к своей Телеге.
— И как это тебе пришло в голову стать замком? — спросил Святика Тимка. Он до сих пор восхищался своевременной выдумкой Щенка.
— А ты вспомни старую загадку, — ответил великий артист: — «Черненькая собачка свернувшись лежит, не лает, не кусает, а в дом не пускает»…
Как Тимофей ни старался взять курс в наше время, рычаг упорно возвращался в положение, соответствовавшее XIV веку…
5
Землю покрыла беспросветная мгла. Покрыла — и тут же рассеялась.
Телега Времени, как стояла, так и осталась стоять на месте. Лишь вокруг все изменилось до неузнаваемости.
Маленькие сосенки стали стройными красавицами, а раскидистые дубы превратились в настоящих лесных богатырей. Только зима будто никогда не уходила из леса. Такие же сугробы, такие же синие тени от деревьев, тот же морозный воздух…
Тимка и Святик посидели, подождали. Однако, когда торчать на одном месте стало скучно и холодно, уж было решили снова взяться за рычаг управления и мчаться по Времени дальше, как донеслись голоса. Святик прислушался: говорили не по-русски. Они спрыгнули в снег.
Схоронясь за кустами, они увидели, что по лесной дороге весело ехал конный воинский отряд, ровно сорок один человек — Тимка подсчитал.
На воинах были цветные плащи из алтабаса, шитые золотом и отделанные драгоценными камнями меховые шапки, из-под шапок выглядывали черные косички. Сапоги — короткие и остроносые, на поясе — богато украшенный колчан, сабля в чеканных ножнах и плетка. На плече — тяжелый лук. Почти каждый вел на поводу ещё одного оседланного коня.
Татары ехали неспеша.
Когда Тимка и Святик вышли из лесу, то увидели, что отряд уже стоит на мосту, а тиун, ехавший впереди, громко стучит длинным копьем в городские ворота. Воины-баскаки расположились на лошадях чуть поодаль, подчеркивая этим главенство тиуна.
Вскоре на каменной стене показались русские воины-сторожа.
— Открывайте! — заулыбался им во весь рот ханский тиун, словно здесь его давно ждали.
Однако стража не спешила с оказанием гостеприимства.
— Эй! — тут же нахмурился он. — Это я, Алтын-батыр — тиун хана Кулая!
Его раздражение передалось баскакам. Их кони зафырчали и нетерпеливо забили копытами по обледенелым бревнам моста.
— Ну, живее!..
Русские о чем-то совещались, не обращая внимания на незванных гостей.
— Князя сюда!!! — зарычал вне себя ханский тиун. — Или я сравняю с землей ваш проклятый город!
Ворота со скрежетом медленно отворились. В окружении вооруженных воинов на мост вышел князь Зуевлад.
— Чем недоволен тиун великого хана? — спросил он Алтын-Батыра.
— Твоим гостеприимством, князь! Где это видано, чтобы смерды не впускали в город гонца хана Кулая?!
— Они не смерды, они — отважные ратники и защитники своего города, нахмурился Зуевлад.
Алтын-Батыр громко рассмеялся:
— Отважные ратники?! Оставшиеся в живых после града наших стрел, после звона наших мечей, после дыма ваших пепелищ?! Отважные ратники, князь, лежат в земле! А трусы должны снимать шапки и низко кланяться всякому воину из Золотой Орды! И раскрывать ворота, едва завидев ханских баскаков!
— Если бы все полегли в землю, — тяжело промолвил князь, — кто бы платил вам дань?
— Уж три года, как твой город её не платит!
— Но в том нет нашей вины, — промолвил Зуевлад.
— Вот те раз! — рассмеялся молодой тиун. — Как раз ваша вина именно в том!
— Мы трижды собирали дань, — возразил князь.