– Вы готовы отпустить Милли Харрисон?
– Мы не ведем переговоры с террористами.
– Я не террорист, – устало проговорил я. – К тому же это чушь. США всегда вели переговоры с террористами. Иначе почему мы продали оружие Ирану?
– Отпустите Брайана Кокса. Мы подумаем над вашей просьбой.
– Милли Харрисон удерживают незаконно. Брайан Кокс ее похитил. Так кто тут террорист? Кто нападает на невинных обывателей? Отпустите Милли, и я верну вам Кокса. – Я повесил трубку.
Я принес на островок хворост, спички и газеты. Кустарник из пустыни, сухой, как пергамент, горел ярко. Матар и Кокс придвинулись к костру. После заката в каньоне стало холодно. Я принес стул и уселся – мы втроем напоминали вершины равностороннего треугольника. В безветрии искры поднимались вертикально вверх на струях дыма и таяли среди холодных точек звезд.
– Откуда ты на самом деле? – спросил Кокс.
– Из города Станвилла. Штат Огайо. Соединенные Штаты Америки. Континент Северная Америка. Планета Земля. Солнечная система. Галактика Млечный путь. – Последние три координаты я добавил для пущей выразительности.
«Другие прыгуны на свете существуют, а, Кокс?» – добавил я мысленно.
Кокс смотрел на меня прищурившись. Я пожал плечами и повернулся к Матару. Скрючившись у огня, тот бросал взгляды то на меня, то на Кокса.
– Зачем? – наконец спросил я. – Зачем ты убил ее?
Матар расправил плечи:
– Зачем? Зачем ваше правительство поддерживает израильских фашистов в Ливане? Зачем ваша страна свергла демократию в Иране и вернула к власти шаха? Зачем ваши нефтяные компании лишают наши страны богатства и власти? Зачем запад оскверняет нашу религию, зачем плюет на нашу веру и наши святыни?
Меня замутило.
– Разве моя мать в этом была виновата? Понятно, почему вы злитесь на наше правительство. Но зачем вы нападаете на беспомощных женщин и детей, а не на политиков? Разве это честно и благородно? Разве этого хотел бы Мухаммед?
Матар плюнул в костер.
– Ты ничего не знаешь о благородстве! У вашего правительства чести нет и в помине. Вы – нечестивые пособники шайтана. Твоя мать погибла за правое дело. Она не жертва, а мученица. Тебе впору гордиться ею.
Прыжок – я присел и ударил Матара по лицу. Кулак скользнул ему по скуле, и Матар откинулся назад. Костяшки пальцев заболели от удара, и я снова прыгнул, чтобы увернуться от пинка. Матар поднялся, а я сделал замах, прыгнул ему за спину и ударил по пояснице над почкой. Матар отпрянул в сторону и схватился за бок. Он замахнулся на меня левой рукой, но я снова прыгнул и со всей силы влепил ему пощечину. Потом еще одну, под другим углом. У Матара аж голова назад качнулась. Он прижал ладони к лицу, а я пнул его в пах. Матар упал на землю, а я пинал его снова и снова. Он сжался в комок, пряча голову. Лицо он заслонял локтями, к промежности подтянул колени.
– Тебе впору гордиться! – орал я. – Ты мучишься за правое дело! – Я наступал на Матара, не прыгал, а просто наступал – шаг-пинок, шаг-пинок, пока он не плюхнулся в холодную воду на отмели.
Господи, что я творю?! Я еще хуже отца!
Из груди вырывались всхлипы, по щекам текли слезы, руки тряслись. Я обернулся. Кокс стоял у костра и смотрел на меня разинув рот. Я прыгнул в горное убежище, подальше от чужих глаз, чтобы спрятать свой стыд. Там свернулся калачиком на кровати и накрылся одеялом, хранящим запах Милли. Перед мысленным взором стояло отцовское лицо, перекошенное от злости.
Вдруг я сел на кровати: шальная мысль пронзила сознание и показалась абсолютной истиной.
Там, на островке, сидят двое, что лишили меня дорогих мне женщин. Кокс отнял у меня Милли, а Рашид – маму. Хотя отец тут тоже виноват.
Отцовский дом оказался пуст и заперт. Я не увидел даже агентов АНБ. Хотя, может, они действуют издалека, опасаясь, что я снова заброшу их на Ближний Восток. Я прыгнул в центр Станвилла и обнаружил отца в таверне, у конца барной стойки. Через большое витринное окно я увидел перед ним стакан с жидкостью янтарного цвета. Отец прижал руки к стойке и смотрел на стакан, как на змею. Он начал поднимать его, но отдернул руку, словно обжегшись. Он не сделал ни глотка, но вот заметил в дверях меня и залпом осушил стакан, будто боялся, что я отниму.
– Что ты здесь делаешь? – спросил он зло, но при этом испуганно.
Отец вжался в барный табурет, хотя я остановился посреди таверны. Я сжимал и разжимал кулаки, спрятав их в карманы куртки. Руки болели, костяшки пальцев пульсировали, словно распухая. Боль напомнила, как я снова и снова бил Матара по лицу. С сидящим за стойкой хотелось проделать то же самое.
– Что тебе надо? – спросил отец громче, и бармен на него покосился.
На этот раз в дребезжащем голосе ясно слышались страх и отчаяние.
Я прыгнул к нему, схватил за спину и выпустил на островке, в паре футов от костра. Отец ничком упал на песок. Вот он отполз от костра и поднялся.
Матар стоял по другую сторону костра и дрожал. Увидев меня, он поднял руки, защищаясь от ударов. От его сырой одежды шел пар.