— Доброй ночи. Меня зовут доктор Йокос Мун. Уже три месяца мы бьемся над изучением Икспро. Нам пришлось преодолеть много преград, включая морально-этическую подоплёку, которая некоторое время сдерживала нас. Дабы информация не просочилась в сеть, все предыдущие записи своего дневника я перекинула на старые кассеты, и новые так же записывать буду только на них. Итак, мы научились десублимировать Икспро, но пришли к неутешительному выводу, что в данном состоянии он не подлежит изучению. Единственное, что мы можем, это вскрыть его, раздробить на части, взвесить. Химический состав определить невозможно. Он не подчиняется физическим законам даже после того, как мы перевели его в физическую форму. И это поразительно! Совершенно невообразимый объект! Его просто не может существовать. И тем не менее, он есть.
— Ты все еще ведешь свои видеозаписи? Разве мы не пришли к выводу, что это опасно и лучше остановиться на рукописной версии? — послышался тихий мужской голос на заднем плане.
— Ох, Сэм, дело привычки, — нервно улыбнулась блондинка. — Не беспокойся, запись ведётся на кассеты!
— Кассеты? — удивился некто вне камеры. — Где ты нашла такое старое оборудование?
— В подвале.
— Но что ты делала в подвале?
— Сэм, тебе ни все ли равно?! Кое-что искала, ясно? Предоставить полный отчет? Может заодно и составить график походов в туалет? И согласовать с тобой? Как думаешь?
— Ладно-ладно, не кипятись. А вместо записи лучше иди поспи. Ты плохо выглядишь.
— На себя посмотри. Мы все плохо выглядим, — фыркнула блондинка. — Только гляньте, какой грубиян, — обратилась она к камере после того, как раздался щелчок закрывающейся двери. — И как только его терпит жена? Даже забеременела от него, представляете?! Только ребенка нам сейчас для полного счастья и не хватало. Если Сэм и Эмма из-за этого начнут тормозить проект, я вышвырну их из команды и глазом не моргну. Хотя… — на губах блондинки внезапно появилась безумная улыбка. — Хотя… — повторила она, наклоняясь к камере настолько близко, что весь экран заполнил один лишь ее глаз. — А что, если мы проведем эксперимент над человеком, который еще не родился. Мы ведь не знаем, на какой стадии появляется Икспро. Боже, а что, если он заложен изначально?! В таком случае мы докажем, что аборты — это действительно убийство. С ума сойти, как интересно! Вот только… Эмма вряд ли захочет жертвовать своим ребенком для эксперимента. Добровольно она на это не пойдет. Следует что-то придумать. В подвале. Последнее время только там я чувствую себя в безопасности. Потому что вне его за мной постоянно наблюдают. Камеры слежения, новые уборщики, и коллеги — все они глаз с меня не спускают, слышите? Наверное, они что-то задумали. Что-то против меня. Но меня не обмануть. О нет, о нет, о нет… Вам меня не провести.
Две таблетки Топол 89.
Полтаблетки Фат-53.
Главное не путать дозировки, иначе проснуться уже не получится.
— Ты выбрал себе имя? — Сивый нервно постукивает ручкой по металлической глади стола. Он не смотрит мне в глаза. Боится что-то в них увидеть. Или… Быть может он боится не увидеть там ничего. То самое «ничего», что плодится во мне, будто паразит или вирус. А вдруг он заразен? Давай же, Сивый, встреться со мной взглядом. Хочу проверить свою теорию. Нет? Не рискнешь? Зря. Ведь если бы ты заразился, ты бы понял, что «ничего» это не плохо. Скорее это Никак. А в наше время «никак» можно приравнять к Раю.
Я сижу в темной комнате, которую освещает лишь тусклая настольная лампа. Помещение почти пустое. Стол, два стула да серые безликие стены, всматриваясь в которые я то и дело различаю бескрайние снежные долины. Я не могу понять, существуют они на самом деле где-то там за плоскостью моей реальности или рисуются только у меня в голове. Если смотреть на них слишком долго, воображение идет дальше. Мне мерещится, будто бы холодает, хотя температура в комнате не меняется. Более того, я различаю пар, что вырывается из моего рта и ноздрей, как если бы в комнате стоял мороз. Но все это — лишь плод моей больной фантазии.