Television Romance

Его попросили рассказать пару слов о себе, и он сказал, что играет в футбол, занимается плаваньем и любит видеоигры, а ещё – что рад со всеми ними познакомиться, и голос у него был бархатистый, звучный, немного взволнованный. Он как будто говорил грудным регистром, мягко, и окончания предложений медленно утихали, словно в нём заканчивался заряд аккумулятора. В конце монолога он поклонился, как самый настоящий азиат, и Кёнсун вдруг поймал себя на мысли, что ничего толком не услышал, потому что размышлял о том, что, скорее всего, он будет очень популярным в школе, и потом – что, скорее всего, они никогда с ним не заговорят, и вообще Ханыль слеплен из другого теста.

Это подтвердилось совсем скоро, когда он плюхнулся на свободное место на другом конце аудитории, и к нему тут же полезли знакомиться одноклассники, хотя урок уже давно начался. Кёнсун в последний раз взглянул на него, когда Лэйси, одна из самых «общительных» – если вы понимаете – девчонок передала ему записку, и он как-то затушевался, но улыбнулся ей, и Кёнсун подумал, что ему теперь точно конец, потому что за такие мышцы нужно будет ответить перед каждой желающей школьницей в этой дурацкой школе. И Кёнсун вернулся к отвратительному предложению в учебнике; до конца урока оставалось ещё много времени, а задание было одним из последних, но он перевернул страницу и положил голову на стол, лицом к окну, всматриваясь в мутное стекло на той стороне здания, где Минджун сосредоточенно вёл конспект. Так Кёнсун просидел до звонка.

* * *

После третьего урока Кёнсун на ватных ногах выполз на улицу, к зоне со столиками, где в тёплую погоду по обычаю обедали школьники; пришёл туда позже всех и, не взяв ничего поесть, приземлился за стол рядом с Минджуном, медленно пережевывающим куриный чизбургер. Вокруг была куча подростков, они громко разговаривали и смеялись, а над их столом висели грузные серые тучи и обет молчания, которым Кёнсун собирался перекусить, потому что от пережитого стресса желудок внутри скручивался сотнями узлов и болезненно ныл. Йесон передал ему молоко в небольшом тетрапаке, и парень сделал пару глотков, прежде чем скривиться от неприятных ощущений.

– У меня в классе по английскому новенький, – решил Кёнсун поделиться, потому что остальные выглядели слишком вымученными, чтобы хоть словом обмолвиться; на удивление похмелье не подействовало на него так сильно, как на них, хотя, скорее всего, дело было в отрезвляющей с утра беседе с Мистером Д. – Хорошенький. Кореец.

Йесон вскинул брови, мешая в контейнере салат. Минджун закашлялся справа, но Кёнсун знал, что он просто придуривается, так что ударил его по спине, и тот взвыл с полным ртом чизбургера.

– И что? Он достаточно хорош? – спросил Йесон, и диалог, даже такой дурацкий, заставил его немного расслабиться, что было уже хорошим знаком. – Ну, чтобы…

– Нет, – перебил его Кёнсун и пожал плечами. – Он тоже не то.

– Ты же сказал, что он красивый, – гулко проглотив кусок, сказал Минджун и присосался к трубочке в банке с газировкой.

– Красота – это ещё не всё, как будто ты не в курсе, – ответил Йесон, с укором глядя на младшего. – Так в чём дело?

– Экстраверт. Футболист. Горячий парень. Постоянно лыбится.

– О, – Йесон понимающе закивал. – Тогда да, конечно.

Кёнсун хотел расплыться по стулу, чтобы вздремнуть ближайшие минут пятнадцать, пытаясь избавиться от сводящей с ума боли в голове, но вдруг народ вокруг стал ещё шумнее, и люди начали сновать туда-сюда ещё быстрее, и парень с толикой недовольства, смешанного с любопытством, обернулся назад, на источник шума; через мгновение из-за поворота показался капитан школьной футбольной команды, и Кёнсун понятия не имел, как его зовут; рядом с ним, увлечённо слушая чужой рассказ, уверенным шагом шёл новенький, придерживая одной рукой ремень чёрной спортивной сумки. Его волосы, как и волосы капитана, блестели влажностью в ярких лучах полуденного солнца, острыми иглами спускаясь на его лицо и в небольшом беспорядке торча на макушке. Видимо, они как раз шли после урока физкультуры, а раздевалки находились в другом корпусе.

– Ого, – выдохнул Йесон, и Соно, читавший книгу, оторвался от страниц и поднял голову; Минджун, высасывая из банки остатки влаги, обернулся с недоумением назад. – Он правда горяч. Ого.

Кёнсун повернулся обратно лицом к столу и всё-таки развалился на стуле. У него не было желания смотреть на Ханыля, хотя, безусловно, Кёнсун не мог отрицать то, что он привлекательный; ему было также всё равно, как быстро он займёт высокую позицию в пирамиде их школьного социума. Кёнсун понял для себя, что такой весь идеальный Кван Ханыль точно пришёл не за ним, не для него, да и раздражал он немного. Он был слишком обаятельным и общительным, его уже было слишком много, а это было совсем не то, чего искало Кёнсуново сердце.