Tell me "I know" (СИ)

Магия разгорается все ярче, накрывая нас куполом из цветных нитей-потоков, в которых я без труда могу различить и серебристый отблеск Первомощи Тишины, и уходящий в черноту аметист Ночи, и пурпурно-алый перелив Пламени – их больше всего. Желто-зеленый отблеск Хаоса здесь смешивается с сапфировым сиянием Красоты, а чуть глубже, в тенях, отбрасываемых близкой линией деревьев, мерцают бело-золотистый мрамор Тайны и густо-изумрудное кружево Цепей…

Импровизированный алтарь за считанные мгновения окрашивается алым, когда кинжал рассекает мягкое светлое брюхо оленя, а над поляной разносится истошный визг животного. Руки Летиса погружаются внутрь раны, раздирая пальцами тонкие пленки тканей, и он резким движением вырывает у сохатого печень, заставив того еще раз закричать. Зверь будет жить так долго, как нам это нужно, ведь его мучения – тоже часть жертвы, и все это время он будет ощущать все, что мы проделываем с его тушей. До самого последнего мига.

Летис разрывает печень руками на доли, большую оставляя на алтаре, а в меньшую впивается зубами, и брызги горячей крови окатывают его лицо и обнаженный торс, и без того изрядно уже залитый алым. Отгрызя от комка плоти изрядный кус, он протягивает остальное мне, и я принимаю жертвенный дар, доказывая Богам, что зверь молод и не отравлен. Кровь у него острая на вкус, от печени идет едва уловимый смолистый запах, почти полностью перекрываемый соленой медью. Хороший зверь – сильный и здоровый, как мы и предполагали.

К тому моменту, как я доедаю последний кусок, кинжал уже вбит в хрящ у грудной кости жалобно плачущего оленя – чисто работает Лет, ничего не скажешь. Еще два удара, освобождающие всю костно-мышечную пластину – и с резким вскриком ЛукассанАррат, чуть помогая себе магией, разламывает ребра, отчего с губ оленя через несколько судорожный вздохов начинает идти густая алая пена – где-то осколок зацепил легкое.

– Во славу! В силу! В мощь!

Очередной веер алых брызг – и в руке Лета судорожно бьется вырванное сердце, окатывая его свежей порцией крови. Он прижимается губами к размочаленным аортам, делая глоток, и подносит его к моим губам, давая выпить и мне. После чего горячий орган так же падает на плиту.

Заглянув в обезумевшие от боли глаза зверя, Летис выкрикивает:

– Miesere! – и обрывает жизнь добычи, отточенным жестом перерезая глотку. Полные ужаса ореховые глаза, налитые кровью лопнувших от крика сосудов, тускнеют и гаснут, закатываясь под тяжелые веки. Череп Лет раскалывает магией, вынимая упругую плотность мозга. За пальцами тянутся нити оболочек и белесых нервных волокон, переплетенных с сосудами. Рывок – и эта часть жертвы так же ложится на алтарь.

Шкуру мы снимаем в четыре руки, и, завершив довольно трудоемкий процесс, накидываем ее на плиту, прямо поверх окровавленных даров, так, чтобы отрубленная голова смотрела на восток. Остальная туша – наша по праву добычи, поскольку жертву Крови мы принесли. Сняв ее с камня и бросив на мгновенно алеющий снег в стороне, мы дружно вскидываем руки – и над плитой с ревом вскидывается рыже-черное пламя, унося пепел подношения к небесам.

Магия рассыпается с тихим звоном, как только пламя окончательно гаснет, оставляя лишь кое-где по бокам покрытый пятнами копоти оплавленный камень. Земля вокруг парит, успев превратиться в жидкую грязь от растаявшего снега и почти высохнуть от жара.

Летис устало опускает руки:

– Пойдем. Нужно…оттереться до того, как вернутся наши.

Закончив потрошить тушу и оставив требуху на снегу – птицы растащат, а что-то более крупное даже не сунется туда, где выплеснулось столько Древней магии – все на том же деревце мы дотаскиваем наш будущий ужин до руин, и нанизываем несколько ломтей мяса на ореховые прутья, уложив их над уже прогоревшими за время нашего отсутствия углями.

Впрочем, оттереться мы закономерно не успеваем. Право слово, я даже не собирался сомневаться.

Стоит мне начать лить из бурдюка в ладони умывающемуся Лету воду, набранную в озерце неподалеку, как со стороны выхода шахты доносится характерный шум перепалки, по мере приближения к выходу становящийся все отчетливее:

– … себя посмотри, гном! Вашедан, я становлюсь похож на брата!

Хмыкаю, увидев, как Лет неловко трет нос ладонью и пытается отчистить от крови длинную прядь у виска. Его роскошная белоснежная грива сейчас смотрится скорее рыжей от покрывающей ее крови. Эльфик Второй так же кривится в усмешке, чуть дрожа от холода – греть воду было некогда, а потому отмываться было решено прямо так, но мы не учли, что она уже давно стала ледяной. В том самом озере мы мылись вчера, немного согрев воду магией, но за ночь она успела остыть, а потому мы используем ее только чтобы отчистить разводы с лиц – остальное можно будет оттереть и снегом, благо особой разницы в температуре я не вижу.

А потом появляетесь вы. Все – обросшие, лохматые, чумазые… Просто очаровательно. Лет отбирает у меня бурдюк, отрывисто бросая:

– Умывайся, я немного согреюсь.