Мои пальцы путаются в его смоляных волосах, притягивая его ближе. Когда я стянул с него тунику? Не помню – да и не имеет никакого значения, но даже эта плотная рубаха поддоспешника – раздражает. Потому что не дает коснуться, не позволяет ласкать так, как хочется… Он словно понимает меня, ломаными движениями выпутываясь из простеганной ткани, отбрасывая ее куда-то в темноту, и я слышу собственный смешок – хриплый, нетерпеливый. Его кожа – лишь чуть темнее моей, исчерчена метками разрывов реальности, открытыми венами Тени, прохладная, но гораздо теплее чем ветер, солоновато-горькая от пота и такая притягательная под моими губами.
Языком прослеживаю рубцы шрамов, пересекающие его грудь – близко к сердцу прошло лезвие, опасно. Касаться его так – все равно что касаться молнии, губы немеют от разрядов силы… Его стон, низкий и прерывистый, бьет по нервам, волной возбуждения прокатываясь по моему позвоночнику…
Я не успеваю поймать миг, когда он опрокидывает меня на камень, а от резкого удара перехватывает дыхание…или быть может, его перехватывает потому, что он вновь меня целует, жадно прикусывая язык? Когда я снова могу сделать вдох – выясняется, что он не нависает надо мной, как миг назад. Он старательно стягивает с меня штаны, обнажая окончательно, и его руки гладят мои бедра, колени, голени, язык жарко пробегает по косточке щиколотки – и скользит вверх, к паху. Хочется податься ему навстречу, но он держит крепко, не давая двигаться, и с каким-то странным любопытством разглядывает мой член, обдавая его горячим дыханием.
– Пожалуйста…
Я слышу осколки многоголосья в собственной мольбе. Быть может, позже это меня озадачит, но сейчас я полностью солидарен с Ним. Мне бы испугаться – но на это нет сил, осталось лишь незамутненное желание. Он усмехается уголком губ – почти незаметно, и касается меня языком, отчего я с трудом сдерживаю крик. Ах, ты ж Создателя вашего шлюху в душу м-мать…
Чужая мысль, явно заимствованная у меня самого, обжигает кипятком, и я не могу удержать смех, но на первых же звуках он срывается, переходя в стон, когда Джас все же наклоняет голову, вбирая так много, как может. Да, он неловок – собственных навыков явно не хватает, а те, которыми он пользовался прежде, явно в большей мере принадлежали тебе, но все искупает искренняя эмоциональность его действий. Я же могу лишь закусить кулак, ощущая во рту соленую медь собственной крови, чтобы не стонать каждый раз, когда головка касается его неба, и он невольно сглатывает, плотнее сжимая губы…
С трудом я улавливаю момент, когда он изгибается, тянется к собственной плоти, и, стиснув зубы, обеими руками поднимаю его голову, заставляя отпустить меня. Он смотрит непонимающе, но я лишь улыбаюсь, тяну его к себе…
Его губы влажные от слюны и смегмы, одуряюще пахнут мускусом, и от этого запаха кружится голова, заставляя забывать даже собственное имя. Жесткие пальцы сминают мои ягодицы, притискивая ближе – но вряд ли он отдает себе отчет в своих действиях. Отрываюсь от него, медленно поднося ко рту свою ладонь, и языком срывая корочки с укусов. Он, кажется, даже не понимает, зачем.
Такой…чистый для того, кто едва не стал одним из Темных Духов…
Выгибаться так – неудобно, но… Я несколько раз провожу рукой по его члену, смачивая кожу кровью. Кровь – лучшая смазка, мне ли не знать...
– Ну же…
Его рык, низкий, глухой, животно-дикий, распарывает тишину, когда он подается вперед. Я могу лишь скрестить ноги за его спиной, упираясь затылком в камень, выгибаясь навстречу, и его губы вновь прижимаются к моей шее. Его движения – нетерпеливы, он вбивается в мое тело все глубже, отдавшись на волю инстинктов собственной плоти. Последнее, что я успеваю увидеть, прежде, чем провалиться в жаркую темноту, заполненную самым естественным из ритмов – это то, как по моим рукам течет живое пламя, окутывая плечи, и пара призрачно-огненных крыльев оборачивается вокруг наших слившихся тел…
– оОо –
Летис нежился под руками Зеврана, который старательно расчесывал его волосы костяным гребнем, и из-под полуопущенных век наблюдал за спутниками. С того момента, как сбежал не желающий слушать про Очищение одного из Семи Хоук, никто из его любовников не находил себе места, и более всего нервничал Справедливость. Именно поэтому он ничуть не удивился, когда тот встал со своего места, отложив в сторону только-только дочищенный наплечник, и, неловко извинившись, ушел в темноту.
Андерс дернулся было следом, но был остановлен уверенной рукой Фенриса:
– Оставь их. Им обоим это нужно. – Но… – Андерс нахмурился, однако эльф не дал ему закончить фразу, впервые за все путешествие открыто целуя отступника. Оторвавшись от него, воин прищурился, глядя в золотые глаза, и повторил: – Оставь.