Tell me "I know" (СИ)

   - Не лезь в такие вопросы, раб! Я сам решу! – его лицо искажено от ярости. Я могу лишь пожать плечами. Ну пусть решает. – Ах, да, ты же новенький… каждый крик добавляет удар. Чую, ты будешь кричать часто.

    Я снова пожимаю плечами.

   - За последние сто тридцать лет не кричал ни разу.

   Сто тридцать? Во имя Андрасте, забудьте. Магистры знают, как заставить само время остановиться. Меня отдали учиться в девять. Спустя полгода я уже был продан…

    В одиннадцать я впервые узнал, что такое насилие. К семнадцати стал любимой куклой Осциваса. В двадцать два он заменил мою кровь, и я перестал стареть. Я мог накачать мышцы – но без тренировок мое тело стремилось стать таким же, каким его запечатлел резец Хозяина. Так же будет и с Фенрисом…

    В сорок я превратился в монстра. К семидесяти стал лишенным сострадания чудовищем… так просто… как сложно. Куда тебе до меня, ребенок…

    Моргает. Не понял. Думает, издеваюсь. Что с дурака возьмешь? Этот надолго тут не задержится. Попортит ненароком очередную куклу и станет подопытным материалом для Хозяина. Сложив в стороне свою одежду, опускаюсь на скамью, лицом вниз, вытянув вперед руки. Андрасте, ну почему ты не захватила север Тевинтера тоже?

    Когда-то пятнадцать ударов были пределом проявления магии в крови. Сколько будет сейчас – сказать сложно… Надеюсь, достаточно, чтобы этот глупец осознал всю глубину ошибки.

    Свист. Вспышка пламени на спине. Я окунаюсь в воспоминания. Когда-то так же обожгло мою кожу его руками. Помню все его движения, все прикосновения, все вздохи, стоны и крики, словно это было лишь вчера… Погрузиться глубже… рассеять боль… поглотить ее…

    Свист… десять… пятнадцать… Губы. Сияющие голубым ладони, прижатые над его головой к валику кровати…

    Двадцать… карие глаза и пшеничные локоны, щекочущие щеки. Теплые пальцы, невесомо скользящие по коже… И дурманящий аромат яблок…

    На двадцать третьем я все же срываюсь, как ни старался. Не хочется калечить этого глупого парня… хоть он и урод, каких еще поискать. После очередного свиста я слышу короткий вскрик экзекутора и стук покатившейся по полу рукояти, на которой не осталось и следа сплетенного из жил хлыста.

   - Твою мать! Демон!

    Я медленно приподнимаю голову:

    – Я предупреждал. Возьми вымоченный в орихальке или в желчи глубинного охотника и надень перчатки. Я не жажду проторчать тут всю ночь.

   - Кто ты?

    – Раб. – В таком положении неудобно пожимать плечами, но углубляться в эту тему я не жажду. Да и зачем? Лучше быть молчащей куклой, тогда никому не взбредет в голову унижать тебя сочувствием или предложениями «поговорить».

    Только вот этому парню, похоже, и невдомек, что к рабам за расспросами лезть не стоит. Глупец… Он протянет тут еще меньше, чем я предполагал изначально. Зачем я тебе? Ты не сможешь сказать мне того, что я хочу услышать просто потому, что не от тебя я жду этих слов…

   - Почему кнут…?    - Я – эксперимент Мастера. Прошу, закончи начатое. – Я чувствую, как начинают мелко подрагивать пальцы. Магия, убийственная мощь чуждой силы, уже проснулась, но еще не проявила себя в полной мере… и у меня все меньше времени. Чтобы ее удержать.

    Фенрису в плоть втравили лириум… а мне – полностью заменили кровь, заменили на кровь существа, созданного магией и предназначенного для магии… и теперь ее во мне слишком много, она слишком сильна и безудержна. Потому-то я и опасаюсь применять Малефикарум без страховки Хозяина. Не удержу. Это стало бы катастрофой для всего мира… и это отнюдь не преувеличение…

    Слава Андрасте, неужели он послушался? Может, все же не безнадежен… И снова я окунаюсь в притягательную сладость видений прошлого и бездумных мечтаний. Знаю, что скоро разум начнет придумывать новые образы, сплетая нити памяти в причудливые узоры…

    Тридцать… Он полирует меч. Один из добытых нами…

    Тридцать пять… Ты что-то ворожишь над столом с реактивами… Я знаю, тебя всегда увлекала алхимия как процесс… а еще при этом ты думаешь о Справедливости… и немного – о Карле. Для тебя это – постоянная боль, как снова и снова срывать корочку с подсохшей и поджившей раны. Даже сейчас, спустя почти шесть лет…

    Тридцать девять… Фенрис склоняется над книгой, медленно ведя пальцем по строке. Я научил его читать и писать. Это – одно из самых милых занятий, если к нему вообще можно применить такое определение. На память приходят долгие вечера, пока он в нетерпении учил одну букву за другой, чтобы потом по паре часов рвать и метать, когда что-то не получалось…

    Сорок пять… Ты играешь на лютне. Ты так редко берешь ее в руки… и боюсь, совсем забросишь, если только будешь страдать от разлуки со мной… тешу себя надеждой, что я тебе был дорог… в каком-то смысле… мне, вероятно, неизвестном… Кого ты любишь, скажи? Меня или свою неотлучную половину? Или Карла? А быть может, чем Порождения не шутят, Варрика? Ты столько раз шутил по этому поводу, что сквозь смех мелькает непрошенная мысль… Боль туманит разум, порождает сомнения даже в том, что солнце встает на востоке. Впрочем, я неплохо изучил твое прошлое… и знаю, к кому тебя тянет с неотвратимостью урагана…