Тельняшка под рясою

Вот и в то утро образ духовной дочери предстал перед отцом Серафимом настолько зримо и осязаемо, что он вздрогнул и приоткрыл глаза.

— Грустишь, батюшка? Вижу — грустишь…

— Верно говорите, Ваше Высочество, взгрустнулось ноне маленько. Матушку-Расею вспомянул. Берёзки наши кудрявые, луга разнотравные, звон малиновый в вечеру… Эх, кабы взлететь птицей вольною, да хоть одним глазком глянуть на родимые места. Не бывать тому, видно, не бывать. Нет на то воли Божией. Грешен я без числа…

— А я счастлива, что упокоил ты меня в Святой Земле. Это наша духовная родина, отец Серафим, место истинного отдохновения от бренной суеты мира земного. Вспомни-ка, батюшка, как добирались мы сюда. Сколько натерпелся ты, пока переправлял нас через Кровавую Реку. Мосток узкий, плохонький, а река глубокая, шумливая. Антихристы рыщут в городах и весях, на станциях да полустанках… В одном только месте ждали нас в сердечной радости и духовной чистоте — это на Святой Земле. Но как же далеко она была, как далеко. И ведь добрались!

— По вашим молитвам помогал нам Господь. Одолевать Реку Кровавую я не страшился. Другое пугало меня, Ваше Высочество. Ведь что нёс тот бурлящий поток! Люди, люди… Плывущие, захлёбывающиеся кровью и слезами, а то и захлебнувшиеся уже… А между ними кресты покорёженные да разваливающиеся гробы с размытых православных погостов, купола с порушенных храмов Божиих… Всё смывала на своём пути эта сатанинская река. Наше смывала, расейское, православное, родное. Вот горе-то какое! Сердце разрывается, а чем помочь? Как?

— Долго ещё, батюшка, будет бурлить Кровавая Река по России. А потом иссякнет, высохнет. Одумается народ русский, вознесёт покаянные молитвы ко Господу Богу нашему Иисусу Христу. И зазлатятся купола на новых храмах, встанут из руин осквернённые антихристами святыни. Поверь, отец Серафим, обретёт наше любезное Отечество прежнюю славу и могущество, вернётся к вере православной. Будь покоен! И нас вспомянут, и помолятся за души наши грешные…

Видение исчезло так же неожиданно, как и возникло. Радостный отец Серафим проворно встал со скамеечки, снова опустился на колени в молитвенном благоговении: «…Вечная память святым Алапаевским мученикам. Слава Богу за всё!»

Отец Серафим поправил огонёк в лампадке и тихо вышел, плотно закрыв за собой дверь станции «Вечность» — последней остановки на скорбном пути Великой Княгини Елизаветы Фёдоровны Романовой, а в тайном постриге — схимонахини Алексии.

ПЕРВЫЙ ШАГ

Суд без милости не оказавшему милости.

Иак. 2:13

1.

После утренней «летучки» редактор попросил Андрея остаться.

— Слушай, старик, есть темка. Может, возьмёшься?

— О чём?

— О нашем Никольском храме. Вернее, даже не о самом храме, а о приюте для старушек. Богадельней называется. А если ещё точнее, то о сестричестве, которое там организовано и довольно активно, говорят, действует. Духовником у них отец Георгий, настоятель храма. Интереснейший человек, между прочим.

— Ну, не знаю… Я и в церкви-то никогда не был. А уж сестричество какое-то, богадельня, духовник — это вообще для меня тёмный лес.

— Не прибедняйся, старик. Ты хваткий на новое. Берись, не бойся. Религиозная тема непростая, я понимаю. Но начинать нам разрабатывать её надо. Обязательно надо! Посмотри, что творится вокруг, особенно с молодёжью. Деградация, понимаешь, деградация! Согласен? И всё, между прочим, гораздо серьёзнее, чем может показаться на первый взгляд. Так что свежую струйку, этак, скажем, не навязчиво, читабельно подпустить в наше издание просто необходимо. А?

— Понимаю, Митрич, но… но все равно как-то не по себе. Честно говорю — страшно. Без подготовки связываться с религией — здесь и людей недолго насмешить. Не польза, а вред только будет.

— Слышь, старик, а я в Бога верую, — вдруг доверительно сообщил редактор, вроде и не услышав сомнений Андрея.

— Да ну?

— Правда! Ни понять, ни объяснить ничего пока не могу, а вот чувствую последнее время, что Бог есть. И каждый из нас, вся наша жизнь, все наши взлёты и падения у него под контролем. Да, да! Он всегда с нами. Он рядом, вот и сейчас он слышит нас… А нам некогда в церковь сходить. Деловьё!

— Митрич, ты не того… не хватил вчера лишнего? Чего это вдруг на тебя накатило? Ты где вчера был?

Андрей внимательно посмотрел на шефа — такого же молодого, энергичного, решительного человека, как и он сам, достал сигарету и закурил.

— Вот это, между прочим, — редактор назидательно вскинул брови и едва не ткнул своим указательным пальцем в исходящую сизым дымком сигарету, — для верующего человека неприемлемо. Ты не вздумай ещё перед отцом Георгием закурить или на территории храма. А где я был вчера — после расскажу. Ну, так как? Берёшься за темку?

— Теперь отказываться ещё страшней, чем идти на встречу с отцом… Как ты его назвал?

— Георгием…

— Вот, вот, с отцом Георгием. Попробую, но если не получится — не обессудь.

— О чём ты говоришь, старик? Всё нормально. Ну, будь! Да, предварительно созвонись с настоятелем, он тебе время назначит. Вот, его телефон, запиши…

2.