Тело каждого: книга о свободе

Бельевая веревка, судя по всему, оставила во мне более глубокий след, чем я осознавала. К восемнадцати годам я оказалась вовлечена в экологический активизм прямого действия. Чаще всего ненасильственное прямое действие означало физическую оккупацию проблемной территории. Мы ложились перед машинами на въезде на выставку вооружений (в первый раз, когда я со спертым от адреналина дыханием легла на землю перед автомобилем, меня подняли двое полицейских и швырнули об ограждение). Мы забирались на крыши нефтяных компаний и разбивали лагеря на пути дорожного строительства. Как наблюдал Растин, действенность такого гражданского неповиновения прямым образом коррелирует с физическим риском для тела. Очевидно, что чем более опасное или непредсказуемое действие предпринимал активист, тем сильнее был эффект – и с точки зрения общественного резонанса, и с точки зрения того, насколько сложно было заставить его перестать.

Дорожные протесты меня настолько поглотили, что я бросила университет. Моим новым домом стал лагерь на деревьях в буковом лесу, который собирались вырубить для постройки объездного шоссе. Чтобы выпить с утра чаю, мне приходилось спускаться тридцать футов по веревке – черно-зеленой, как змея из мультика. «Не дело художника – переживать о жизни, нести на себе ответственность за то, чтобы улучшить мир, – сказала однажды Агнес Мартин. – Это всё очень сильно отвлекает»[266]. Может, и так, но только я действительно чувствовала себя ответственной за происходящее с планетой, и меня пьянила вера в то, что мое тело, если поместить его там, где его не должно быть, способно изменить мир к лучшему – или, по крайней мере, сохранить уже существующий поблекший мир и отвратить нависший апокалипсис изменения климата.

Сейчас меня поражает, как далеко заходили люди во имя защиты Земли во времена, когда интернет еще не был повсеместно доступен и о климатологии мало кто знал и мало кто в нее верил. Дорожные протесты не утихали на протяжении всех 1990-х; активисты разбивали лагеря в лесах, находящихся под угрозой вырубки, по всему Соединенному Королевству. Солсбери-Хилл, Фейрмайл, Твайфорд-Даун, Ньюбери. Движение образовало очень сплоченное, обособленное сообщество и экспериментировало с малоотходным, «диким» образом жизни: люди готовили на кострах, спали под натянутым брезентом. Для разгона девятимильной цепи лагерей вдоль места строительства Ньюберийской объездной дороги потребовалось три месяца, в течение которых протестующие приковывали себя к бочкам с бетоном, установленным на шатких платформах в кронах деревьев. В Фейрмайле в Девоне, еще одном древнем лесном массиве, они выкопали на глубине сорока футов лабиринт из узких туннелей, перегороженных запечатанными дверками, и команде спелеологов с радиолокатором потребовалась неделя, чтобы их оттуда выкурить. Заместитель шерифа жаловался, что туннельщики подпирали своды проходов гнилыми кусками дерева, но смысл как раз был в рискованности. Однажды в лагере в Стрингерс Коммон, на природоохранной территории в окрестностях Гилдфорда, я целый день, словно червь, рыла как раз такой туннель шириной не намного больше моего тела, чувствуя прямо над спиной десять футов песчаной почвы, и это оказался слишком страшный опыт, чтобы решиться на него дважды.

С принятием еще одного грозного закона заниматься подобным активизмом стало сложнее. Как и в случае статьи 28, Закон об уголовном судопроизводстве и общественном порядке 1994 года появился на свет из-за паники в желтой прессе – на этот раз по поводу крупнейшего в истории Англии нелегального рейва. В мае 1992 года в рамках длительной кампании по борьбе с бродяжничеством и кочевым стилем жизни полиция не дала группе путешественников нью-эйдж[267] организовать ежегодный бесплатный фестиваль в Эйвоне. Получив отпор в еще нескольких графствах, караван нечесаных скитальцев и хиппи на раскрашенных каретах скорой помощи и автобусах оказался загнан в Каслмортон Коммон в Вустершире, куда благодаря широкому освещению в прессе очень скоро прибыли несколько десятков диджейских саунд-систем, а следом устремились около тридцати тысяч рейверов в панамах и толстовках. Солнечные выходные Банковских каникул они провели в танцах и дионисийском самозабвении, накачанные экстази и спидами, с видом на величественные холмы Малверн-Хиллс.