Тело Папы

Нетерпимость, проявлявшаяся в подобных ситуациях, вновь дала о себе знать всего лишь через двадцать лет, и это подсказывает, что проблема оказалась живучей. В 904 году проходивший в Риме совет решил пресечь обычай грабить латеранский дворец, город и окрестности сразу после смерти папы. Постановление говорит о «самом что ни на есть нечестивом обычае», широко распространившемся и за пределами Рима[443]. Для исполнения решения должны были поспешествовать как «силы Церкви», так и «возмущение императора»[444].

Эти римские свидетельства 885 и 904 гг. не единственные в европейском масштабе. Несколькими годами раньше императорские капитулярии в Павии (876) и Кьерзи (877) пытались помешать разграблению епископских резиденций и аббатств после смерти предстоятеля[445]. Два папы, Стефан VI (885) и Формоз (891–896), издали привилегии в пользу архиепископа Реймсского Фулькона, чтобы защитить его церковь в подобных обстоятельствах[446]. Фулькон просил и франкского короля, чтобы он воспротивился разграблению церкви в Лане после ухода из жизни ее епископа – Дидона[447]. В 909 году собор в Тросли осуждает обычай «сильных» (potentiores) захватывать имущество усопшего епископа, «как будто оно принадлежало ему самому, что противоречит всякому закону»[448]. Прося императора вмешаться, римский совет 904 года, возможно, ориентировался на традицию, которую мы можем различить в капитулярии, выпущенном в 824 году Лотарем, сыном Людовика Благочестивого, по следам беспорядков, произошедших во время кончины Пасхалия I († 11 февраля 824 года) и избрания Евгения II (февраль-май 824 года). Лотарь не только провел выборы и водворил общественный порядок, но и постановил, чтобы более не повторялись «грабежи, о которых постоянно становится известно… ни при жизни папы, ни после смерти»[449].

Меры против грабежей – не новость, но в римских свидетельствах 885–1054 годов этот обычай включается в контекст борьбы вокруг целого ритуала, борьбы, в которой с нарастающей отчетливостью звучит теоретическая мысль, обретающая большое историческое значение. Стефан VI, как мы видели, обещает отыскать украденное, чтобы доказать, что всё произошедшее – случайность. Совет 904 года ассоциирует нападение на папский дворец с грабежами в епископских владениях и просит имперской защиты настойчиво и четко. Но только послание о событиях в Озимо (1049) осуждает такие преступления, основываясь на ясных рассуждениях о физической бренности и институциональной преемственности. Концепция вообще сформулирована удивительно ясно: вечность Церкви коренится в богословской непреложности бессмертия «вечного первосвященника», Христа. Наконец, в 1054 году римлян, собравшихся было опустошить дворец, остановили заслуги и добродетели находившегося при смерти Льва IX. В обоих случаях желание сохранить «достояние понтифика» уже опирается на институциональное отделение или на деперсонализацию того вакуума, который доселе вызывала смерть епископа или папы римского.

Эти аспекты для нас очень важны, потому что они составляют ту почву, на которой через несколько лет, в 1064 году, выросло уже хорошо знакомое нам размышление Дамиани о краткости жизни. Не ускользнули от нас и аналогии в аргументации: физически папа должен умереть, но институт папства – вечен.

За понтификатом Льва IX следует длительный период, о котором у нас нет никаких свидетельств грабежей, связанных со смертью папы. Речь об этом неожиданно заходит в начале XIII столетия: английский хронист Мэтью Пэрис сообщает, что за десять дней до кончины Гонория III (1216–1227) подвели к «высокому окну» Латерана, «усталого и полуживого», и показали «римлянам, уже зарившимся на папское добро». Пытаясь убедить народ, что папа еще жив, курия хотела пресечь обычный грабеж[450].

Это молчание источников, возможно, объяснимо тем, что между Львом IX и Гонорием III многие папы умерли вдали от Города[451]. Значит ли это, что римляне предавались грабежу «папского добра» и беспорядкам лишь тогда, когда папа умирал в Риме[452]? Почему нет? Спонтанные вспышки насилия, о которых рассказывают тексты, безусловно связаны с физическим присутствием папы и с моментально разлетавшейся новостью о его смерти.

Рассказанный Мэтью случай – особый. Ни один текст XIII века не говорит о разграблении дворца римлянами после смерти папы[453]. Но дело здесь также в том, что после Гонория III подавляющее большинство понтификов умерли вне стен Города из-за постоянных разъездов курии[454]. Ничего не известно и о грабежах в апостольском дворце в Авиньонский период (1308–1378)[455]. Напротив, впервые в истории папства сохранение дворца от опасностей, исходящих из внешнего мира, не представляет никаких трудностей для камерария и кардиналов, ответственных за корректную работу курии до избрания нового папы[456].