Во второй половине XV века, когда папы стали регулярно уходить из жизни в Риме, хроники все чаще рассказывают о восстаниях и беспорядках[457]
. Известие о смерти папы по-прежнему вызывает «хаос», но, если присмотреться, воровство направлено не на «папское добро», как в предшествующие столетия (885, 1054, 1227 гг.)[458]. Когда не стало Сикста IV (12 августа 1484 г.), молодые люди группами отправились к дворцу графа Джироламо Риарьо, племянника папы, и опустошили его, не пощадив ни двери, ни окна. Другие побежали в Кастель Джубилео, где велось хозяйство графини Катерины Сфорца Риарьо, и «украли сто коров, всех коз, много свиней, ослов, гусей и кур графини, большое количество солонины и голов пармского сыра». Вернувшись в Рим, они вскрыли зернохранилища Сан Теодоро и Санта Мария Нова. Тем временем Баттиста Коллероссо с сыновьями захватили пекарню около Сант Андреа делле Фратте и убили ее владельца[459]. 8 августа 1559 года, узнав о смерти Павла IV, римляне «помчались к тюрьмам и, сорвав двери, всех повыпускали, так же они поступили в Инквизиции, заявив, что там томились не только еретики, однако еретиков выпускали только после клятвы, что те примкнут ко Святой Церкви и к христианской вере: так они поступили, чтобы не выглядеть в глазах еретиков и всех остальных противниками религии… В тот же день толпа побежала на Капитолий, где разбила мраморную статую папы, поставленную ему тремя месяцами раньше. Отбитую голову с митрой мальчишки катали по городу на всеобщее посрамление, а потом бросили в реку»[460].11 июля 1590 года, узнав о смерти Сикста V, евреи, торговавшие по средам на площади Навона, поспешно собрали товары и бежали, боясь погромов[461]
.Итак, источники XV–XVI вв., повествующие о реалиях своего времени, часто говорят о кражах и грабежах, которые, насколько мы можем судить, затронули римские дворцы, принадлежавшие знатным семьям, связанным с курией, но не Апостольский дворец. И в этом описанные события совпадают с церемониалами: Агостино Патрици Пикколомини (1484–1492) предписывает, что кардиналы должны пресечь всякое волнение, «если смерть папы наступит в Риме», но ничего не говорит об охране дворца[462]
.История грабежей в Риме, связанных со смертью папы, подводит нас к нескольким общим соображениям, которые стоит еще раз напомнить.
1. Грабя дворец, римляне претворяли в обряд идею, согласно которой «папское добро» принадлежало им и, следовательно, должно было к ним вернуться по смерти понтифика. Вспомним, что на той же концепции основывался обряд вхождения во владение Латераном: сидя на троне в прахе, новоизбранный папа бросал три пригоршни монет римлянам, восклицая: «Это серебро и это золото даны мне не для утех, что имею, отдам
2. Папство начало бороться с грабежом до Григорианской реформы, впервые – в 885 году. Эта дата заслуживает внимания. Конечно, настоящая рефлексия о разделении личности и института зафиксирована в римских текстах позже, лишь при Льве IX. Защищать «папское добро» означало то же, что сказать: папа умирает, но Церковь вечна. В письме о событиях в Озимо, папа четко противопоставил разграблению епископского дворца мысль о Христе как «бессмертном женихе Церкви», «вечном первосвященнике»[463]
. Это подсказывает, что защита дворца хронологически и стала первым институциональным контекстом, в котором сознательно решено было провести четкое различие между физической бренностью папы и вечностью папства.3. Такая вековая борьба принесла плоды в XIII–XIV веках. Способствовал этому ряд внешних обстоятельств, например то, с какой частотой папы XIII столетия избирались и умирали вне Рима. Затянувшееся пребывание папства в Авиньоне (1308–1378) не могло не помешать распространению традиционного ограбления, потому что его спонтанность и напор некоторым образом зависели от физического нахождения усопшего папы в Риме.
4. Однако главной помехой для пагубного обычая стало утверждение папского универсализма, в XIII веке ставшего реальностью политической, а не только экклезиологической. Уже Петр Дамиани предупреждал, что смерть папы – «страшный момент» для всего христианского мира. Начиная с Григорианской реформы смерть папы занимала вселенскую Церковь. Мог ли римский народ претендовать на то, чтобы прибрать к рукам добро, принадлежавшее не только епископу Рима, но вселенской Церкви?