Тело Папы

Богослов Эгидий Римский утверждал, что папу «можно назвать Церковью», и он же идентифицировал с Церковью кардиналов во время вакансии: «Говорят, что Церковь никогда не умирает. Действительно, при пустующем троне папская власть остается внутри Церкви, в кардинальской коллегии». Умирая, папа «снова становится человеком». Тело Церкви, которое при жизни являл папа, после его смерти передавалось кардиналам, потому что они были Церковью во время вакансии, но снова станут «членами тела папы», как только изберут преемника. Эта метафора тоже утвердилась в XIII веке.

Как говорил Агостино Трионфо (1270–1328), власть папы вечная, «но не может в нем увековечиться, потому что он умирает, как все». Поэтому она «сохраняется в коллегии», временно воплощающей в себе Церковь. Согласно древнейшему папскому похоронному церемониалу Пьера Амейля, именно кардиналам папа «препоручает Церковь», прощаясь с жизнью. Именно поэтому в 1503 году, во время вакансии Апостольского престола, римляне кричали: «Церковь! Церковь! Коллегия! Коллегия!»

Права кардиналов во время вакансии никак не могли урезать полноту власти папы, ритуал же решительным образом компенсировал эту ситуацию, отразив значение кардинальской должности, заметно усилившееся в XIII–XV веках. Историческое развитие ритуалов вокруг смерти папы в последние столетия Средневековья отразило соотношение сил, пусть скрытое, но вполне реальное, между институтом папства и ритуальными – а значит, и экклезиологическими – притязаниями кардиналата, все четче осознававшего свои прерогативы.

4. Долгое пребывание курии вдали от Рима позволило обеспечить эффективную защиту дворца после смерти папы. Последнее упоминание о нападении на дворец после смерти понтифика относится к 1227 году, и это явно не случайность. Возросшая в XIII веке мобильность курии и пребывание пап в Авиньоне положили конец этому древнему фольклорному обычаю. Безопасность дворца подтвердила победу преемственности, за которую отвечала кардинальская коллегия, принявшая на себя на институциональном уровне соответствующие компетенции на время вакансии Апостольского престола.

Напротив, общецерковный авторитет кардиналата способствовал рождению народного обычая, который мы зафиксировали в связи с возвращением папства в Рим в 1378 году: лишив новоизбранного папу его кардинальского имущества, этот ритуал санкционировал его восхождение к полноте власти и окончание вакансии, во время которой кардиналы представляли Церковь.

5. Умирая, папа теряет власть, potestas. По этой причине матрица его печати разламывалась там, где стояло имя усопшего, а прах лежал в гробу с закрытым лицом. Во время публичной демонстрации праха перед погребением открывали лицо, руки и ступни. Мертвого папу обязательно можно было не только увидеть, но и коснуться его. Тело покойного понтифика могло становиться предметом почитания, словно святое тело. Так идея святости, которую Григорианская реформа смогла связать и с папой[738], была перенесена и на тело папы, ушедшего из жизни.

Примеры культа, воздаваемого папскому праху, появляются уже в XI веке при первом реформаторе, Льве IX, и становятся особенно яркими во второй половине XIII века. Если папа – живой образ Христа на земле, разве жизнь папы не должна быть такой же чистой? Разве не об этом говорит ритуал с восковыми агнцами, белая одежда папы, образ ангельского понтифика? В отличие от власти, уходя в мир иной, папа не теряет невинность и чистоту. Напротив, святые тела, о которых так часто говорят тексты того времени, продлевают святость жизни после смерти, делают ее образцом для правящего понтифика, используя при этом новый сложный комплекс риторических и ритуальных приемов. Особое значение в его разработке приобрели нищенствующие ордена.

Этот комплекс вполне соответствует и ритуалу овладения Латераном: сидя и возлежа на порфирных тронах, новоизбранный папа рождается и умирает в апостольском служении. Поэтому бальзамирование тела папы, о котором все чаще сообщается с начала XIV века, должно было препятствовать разложению тела, близкого к святости[739].